И черт с нами

Калугин Алексей Александрович

– Ладно, Каштаков. – Малинин коснулся пальцами моего плеча. – Ты, главное, не дрейфь, все будет нормально…

При этом выражение лица у него было такое растерянное, что ясно становилось, ничего нормального уже не будет.

И тут мысль моя начала работать в правильном направлении. Наверное, от того, что мне уже абсолютно ясно сделалось – пришел мой конец, и только никак не хотелось умирать вот так, сидя на грязном тротуаре в луже собственной крови.

Пальцы, гладившие рукоятку пистолета, которым мне так и не довелось воспользоваться, я переместил чуть в сторону и просунул во внутренний карман пиджака. Так, телефон был на месте. Да и куда он мог деться?

Должно

быть, в тот момент, когда, ухватив двумя пальцами телефон, я попытался вытащить его из кармана, на лице моем отразилось такое мучение, что полковник Малинин, уже звонивший куда-то по своему мобильнику, принялся меня успокаивать:

– Все в порядке, Каштаков… Порядок, понимаешь… Ничего страшного с тобой не случилось. Ща машина пригонит…

Как же мне надоела его привычка обращаться к собеседнику по фамилии! Будь у меня чуть больше сил, я бы непременно сказал Малинину об этом. Именно сейчас. Ну и пусть обидится, черт с ним, мне теперь все равно.

Я все же достал телефон, откинул пальцем крышку и нажал кнопку быстрого вызова. Гамигин ответил почти сразу:

– Слушаю.

– Анс… Забери меня… Отсюда…

– Дима, где ты?.. Что случилось?…

– Забери меня, Анс…

И все.

Наверное, я потерял сознание.

Глава 10

Плотный завтрак

В себя я пришел утром следующего дня. Я лежал в кровати, укрытый теплым одеялом, в спальне свой новой квартиры в доме на Поварской. За окном светило солнце и радостно щебетали птахи, был по-настоящему весенний день. С кухни тянуло запахом чего-то невообразимо вкусного, вот только чего именно, понять я не мог.

– С добрым утречком, – сказала, заглянув в дверь спальни, Лоя Розье.

Сегодня на ней были голубые вытертые джинсы и полосатая маечка с короткими рукавами.

Я с благодарностью улыбнулся ей в ответ. Улыбка была хилой и бледной, как и полагается тяжелобольному. Я понимал, что жизни моей уже ничто не угрожает, – в противном случае я проснулся бы не дома, а в реанимационном отделении больницы при институте Склифосовского. Или, например, госпиталя ветеранов войн, куда меня мог устроить полковник Малинин. В ведомственный госпиталь НКГБ он бы меня отправлять не стал – конспирация! – а вот к ветеранам войн – за милую душу. И все же, возвращаясь к теме тяжелобольного, нельзя забывать о том, что совсем недавно я получил проникающее ножевое ранение брюшной полости. Говоря проще, мне, как барану, вспороли живот. В чем, отчасти, я сам же и был виноват. Отдался азарту погони, и вот вам результат, лежу в кровати весь в бинтах. Боли не чувствую только потому, что организм, как губка, наркотой пропитан. И за это я готов был сказать самое искреннее спасибо тому, кто время от времени подносил к моей ляжке пневмошприц. Одно только воспоминание о боли, что пережил я вчера, когда нож лжебродяги вспорол мне живот, вызывало холодный озноб и желание с головой забраться под одеяло.

– Рубашку я тебе купила новую, – сообщила Лоя.

Я все так же – вымученно, но с благодарностью – улыбаюсь. Спасибо тебе, родная.

– Пиджак и брюки полчаса назад принесли из чистки.

Ну, хорошо, допустим, кровь они отчистить сумели. А с дырой как? Заштопала, что ли? Я, конечно, понимаю, что деньги казенные, подотчетные, и все же… Ну, что за крохоборство такое! Я ведь за их, адское, то бишь, дело кровь свою проливал.

– Все вещи и пистолет в шкафу. Мобильник – на журнальном столике.

Я скосил взгляд – да, действительно, лежит. Только мне с кровати все равно не дотянуться.

– Шляпа в прихожей на вешалке. Ботинки – у двери.

Она что, издевается?! Какие еще

ботинки! При чем тут ботинки? Мне врач лежать велел… Вернее, должен был велеть… Вернее, велел, но я этого не помню, потому что без сознания был… В конце концов, у меня живот распорот.

Я провел рукой по животу. Сунул ладонь под майку.

– Вставай, Дима, – наморщила свой милый носик Лоя. – Хватит изображать из себя Обломова.

Обломова?.. Какого такого Обломова?

Я провел ладонью по животу.

Постойте… Где бинты? Где швы, стягивающие края ужасного разреза слева до самого пупка?.. Пупок на месте, а вот ни бинтов, ни швов, ни самой раны… Я откинул одеяло и в полнейшем недоумении уставился на свой девственный живот. Посмотрел, погладил ладошкой, снова посмотрел.

– Фу, эксгибиционист, – насмешливо фыркнула Лоя. – Жду тебя на кухне. Завтрак уже готов.

Сказала и исчезла, оставив меня наедине с моим животом. Не стану скрывать – в растерянности. Я снова похлопал ладонью по животу. Как будто все в порядке. Так что же то было?.. Сон?.. Бред?.. Галлюцинация?.. Быть может, меня действительно накачали наркотиками, только не для того, чтобы облегчить боль после ранения в живот, а чтобы спровоцировать видения?.. Но кто?.. Когда?.. Зачем?..

Вопросы. Вопросы. Вопросы.

Оставалось надеяться, что у милой демоницы имелись ответы хотя бы на некоторые из них.

Я поднялся с постели, сделал несколько быстрых гимнастических движений – не потому, что имел такую привычку, а для того, чтобы еще раз удостовериться: с моим драгоценным телом все в порядке – после чего не спеша оделся. Одевался я всегда не спеша. Это был один из моих основополагающих жизненных принципов. Первый – одевайся не спеша, чтобы ничего не забыть. Второй – не беги за уходящим автобусом, придет другой.

Пиджак и галстук я надевать не стал, оставил расстегнутым воротник рубашки и немного подвернул рукава. Пусть к завтраку меня пригласила дама, но все же это была моя квартира. Оставалось только выйти в коридор и надеть ботинки, – ходить по квартире в носках я считал ниже своего достоинства. Но, обойдя кровать, я увидел на овальном прикроватном коврике пару кожаных домашних тапочек. Я подошел к коврику и осторожно вставил ноги в тапочки. Как же это было приятно! Надеть тапочки и выйти на кухню к завтраку, приготовленному заботливой женской рукой! Да, только теперь я окончательно убедился в том, что похвалы профессионализму Лои Розье, столь щедро расточаемые Гамигином, были не просто вежливостью в отношении коллеги. Кое в чем эта дамочка, несомненно, толк понимала.

Я расправил плечи, одернул рукава рубашки и понял, что готов. Практически ко всему. Да, чуть не забыл. Подойдя к зеркалу, я пару раз провел расческой по волосам. Вот теперь точно полный порядок. Улыбка на лице, задорный блеск в глазах. Чего мне еще не хватает для куража? Композиция «В середине поцелуя» в исполнении Зута Симса была бы сейчас как нельзя кстати. Впрочем, с этим можно повременить.

Лоя ждала меня на кухне, восседая на высоком стуле так, как это может делать только женщина. Мало того что создавалось впечатление, будто ей не стоит ни малейших усилий сохранять крайне напряженное положение тела, она при этом еще и умудрялась демонстрировать всю, абсолютно всю себя в самом что ни на есть выгодном ракурсе. Не буду лукавить, когда я взглянул на чертовку, обосновавшуюся в моей кухне так, словно она была частью ее собственной квартиры, у меня на миг перехватило дыхание. И в животе возникло странное ощущение, заставившее вспомнить о вчерашнем происшествии. Честное слово, я едва руку под рубашку не сунул, чтобы проверить, не открылась ли рана, которой – я знал это – не было.