И дети их после них

Матье Николя

Ничего нового, если подумать. На кузена никогда нельзя было особенно положиться. Но время поджимало, а Антони знал, что одному ему не справиться. Всякий раз, входя в гараж, он констатировал пустоту под брезентовым чехлом и, застыв перед ним, задавался вопросом, что ему лучше сделать: сбежать из дома или застрелиться?

К счастью, мать отыскала старую упаковку «Ксанакса» и, приняв таблетку на ночь, до полудня следующего дня пребывала в прострации. В воскресенье утром, за завтраком она пять минут в нерешительности стояла перед открытым шкафчиком, не помня,

что собиралась достать – сухарики или хлеб для тостов. А в понедельник отправилась на работу без линз, а главное – без каблуков. Это ее полукоматозное состояние не ускользнуло от внимания Патрика, но он когда-то уже раз и навсегда решил для себя проблему душевных состояний Элен: она – сложная личность.

В конце концов, во вторник объявился кузен. Антони обнаружил его дома, в ванной, в трусах и по пояс голого. Он только что вылез из-под душа и смазывал волосы гелем.

– Где ты был? Я тебя уже три дня ищу.

– Я был занят.

Антони не мог прийти в себя от удивления. Ну уж это слишком – чтобы человеку настолько было на все наплевать. Кузен спокойно занимался собой. Он почистил зубы, надел футболку. Потом они поднялись наверх. В комнате у него был идеальный порядок. Кузен включил, как обычно, музыку. Еще не было полудня, рановато для курева. Антони даже не решался сесть. Он ждал, засунув руки в карманы.

– Кончай дуться, – сказал кузен. – Садись.

– Я в дерьме по уши. Не знаю, что делать.

Кузен подстригал у открытого окна ногти. Где-то совсем близко щебетали птицы. Мужик из метеоновостей предрек рекордную жару, но легкий ветерок шевелил занавеску, да и температура оставалась очень даже терпимой. Антони плюхнулся на кровать и уставился в потолок.

– Не увидим мы его больше, твой байк, – помолчав, сказал кузен.

– То есть?

– Все, пропал.

– Куда пропал?

Кузен развел руками, что должно было означать «в дальние края». Есть такие каналы, через Марсель в Алжир и даже дальше. Он видел это в «Праве знать». Твой «Пежо» разбирают в два счета на части, а потом – ищи его в виде отдельных деталей до самого Бамако. Антони вполне верил в такие истории, только вот к отцовскому «YZ» это ни с какого боку не подходило.

– И что, по-твоему, нам делать?

– Не знаю. Ничего не остается, как поговорить с Грандом.

Кузен сдул с подоконника обрезки ногтей, потом повернулся к Антони. С самого начала он только раз взглянул ему прямо в лицо.

– Это ничего не даст. Тебе надо все рассказать отцу, вот и все.

Такого Антони даже представить себе не мог.

Однажды на автостраде, когда отец обгонял грузовик, его «обложил» жирный немецкий седан, подъехавший сзади. Тому приспичило ехать на скорости двести километров в час, и он еще издали начал сигналить фарами, чтобы отец уступил дорогу. Элен с сыном обернулись, чтобы посмотреть. Тачка была и правда крутецкая, черная, красиво так выгнутая, обтекаемой формы, как снаряд. Наверняка «Мерседес» – Антони уже не помнил. Но отец, вместо того чтобы съехать в сторону, снял ногу с педали и специально продолжал

рулить на одном уровне с грузовиком. Ни один мускул на его лице не дернулся. Так он продержался не меньше пяти минут. А это немало для «Ланчи» с шестицилиндровым «Мерседесом» на хвосте.

– Патрик, хватит, – сказала тогда мать.

– Заткнись.

Напряжение нарастало, в салоне даже запотели стекла, пришлось приоткрыть окно. Эта история испортила все начало отпуска. А обратно они поехали другой дорогой.

Тогда Антони принялся за кузена всерьез. Он не отставал от него. Ведь это их единственный шанс. В конце концов кузен сдался. Хорошо, они пойдут к Гранду.

Около двух часов дня они встретились у «Завода». Ветер стих, и долина превратилась в настоящее пекло. Воздух казался густым, асфальт плавился. Все было липким. Они уже почти пришли, когда кузен сказал:

– Предупреждаю тебя. Чтоб все было быстро. Я не собираюсь торчать там весь день.

– О’кей.

– Вошли и вышли.

– Ладно.

– И говорить буду я.

Кафе «Завод» находилось напротив Д4, доменной печи, продержавшейся дольше остальных, на улице с двусторонним движением, которая вела прямиком к кладбищу. Кузен вошел первым. Температура внутри приближалась к тридцати пяти градусам, и парни у стойки бара словно таяли, растворяясь в интерьере. Их было пятеро. Антони всех знал по именам. Дверь за ними захлопнулась – как будто выстрелила.

– Привет, молодежь, – сказала хозяйка.

Ребята поздоровались в ответ, пока глаза привыкали к полумраку. Три вентилятора с усыпляющим гудением перемалывали воздух. Посетители, потягивая пивко, сидели на табуретах, кроме Руди, расположившегося на дерматиновой банкетке в глубине зала. Странная идея, учитывая, что он был в шортах.

Ребята не слишком резво приблизились к бару. Кто-то взглянул на них из-под набухших век и тут же отвернулся. Кто-то шмыгнул носом. Кто-то кивнул из вежливости. Но в целом обстановка напоминала музей восковых фигур.

– Ну, что новенького? – спросила хозяйка.

– Ничего особенного.

Кузен облокотился о прилавок и наклонился, чтобы ее чмокнуть. Антони стоял на шаг позади. Ему было не по себе, в конце концов он заметил, что Руди разглядывает его со своей банкетки. Он часто дышал, приоткрыв рот, и вид у него был, как всегда, какой-то малахольный. Вихор на макушке только усиливал это впечатление. В этот день на нем была новехонькая футболка «Касторама» прикольного синего цвета. Вдруг Руди заорал:

– Жарко!

– Эй, там! – строго сказала хозяйка.

Руди вздрогнул и отхлебнул пива из кружки. Теперь он смотрел в пустоту, по-прежнему пыхтя как паровоз. Говорили, что у него в детстве был менингит.

– Не обращайте внимания, – посоветовала хозяйка.

Затем, обращаясь к Антони, спросила:

– А ты что, гордый стал?

– Нет-нет, – ответил мальчик и тоже чмокнул ее в щеку.

– Как твой отец? У него все хорошо? А то что-то он совсем не заходит.

– Ага, он занят.