И-е рус,олим

Михайличенко Елизавета Юрьевна

– - Скажи, у тебя никогда не было дома животных?
– - вдруг спросила она.

– - Были... хомяки,-- поперхнулся я.-- А почему ты спросила?

– - А не знаю. Так...

Я проследил за ее взглядом и уперся в вазу. Для цветов. Пустую. Черт!

Лея заставила меня прогуляться с ней по Сети. Впервые я делал это не один. Раздражало. Все время приходилось что-то объяснять, а главное -постоянно искать в вопросах подтекст. А подтекст это такая вещь, которую если ищешь, то всегда находишь.

Впрочем, такие совместные прогулки по Сети иногда могут быть полезны. Потому что ставшее для меня банальным, для Леи оказывалось новым и необычным, а это уже для

меня было средством от притупления восприятия. Сам я глух к харизме. Но в состоянии оценить, как она действует на других. Кот овладевал Леей, как бес. Белка вообще вспыхнула от него соломой. И Кинолог вчера до трех ночи спорил с Аллергеном, что бы изменилось в иудаизме, если бы Тора была написана по-русски, по-английски или по-итальянски. Кажется, все, кроме меня, получают от Кота огромное удовольствие. Вот и Лея словно забыла и про УЗИ, и про Нетанию:

– - А покажи, где ты с ним разговаривал.

– - Я с ним не разговариваю.

Сейчас спросит почему. А действительно, почему?

– - Да? А почему? Разве это не лучший способ с ним разобраться? Активный эксперимент всегда лучше пассивного. Почти всегда.

– - Активный эксперимент лучше. А пассивный -- чище,-- сказал я, чтобы отделаться.

Лею это полностью устроило, она глубокомысленно протянула:

– - Ну да,-- и о чем-то задумалась.

А правильно я с ним не разговаривал. Это инстинкт самосохранения сработал. Потому что всех, кто с ним разговаривает, он вовлекает в свои игры. И, следовательно, как-то использует, назначая друзьями или врагами по одному ему известным критериям. Еще неизвестно, кем страшнее оказаться. Кто знает, каких доказательств дружбы Аллерген может потребовать, в какие эксперименты заманить. Вот и Кинолог вчера рассказывал ему такое, что даже мне бы не сказал. Если это, конечно, был Кинолог.

Еще Кот написал новый стих, в котором на нем был красный берет парашютиста, надо понимать, как сигнал. Вряд ли он прямо сигнализировал о том, что стал на тропу войны, скорее косвенно о чем-то совсем другом. Грех, он ведь тоже красного цвета. Но в конце стихотворения появились Лея и Рахель, и мне стало жутковато, словно не только я наблюдаю за Котом, но и он наблюдает за мной. Рахель говорила всего несколько слов, но была так пронзительно похожа на Белку, ту давнишнюю, когда она еще и близко не была Рахелью. А Лея уговаривала, в точности как меня несколько часов назад, уехать, бежать, спасаться.

– - Непонятный наборчик,-- сказала Лея,-- Невский и московские театры. Не знаешь, этот Аллерген из Москвы или из Питера?

Дура!

Потом мы прогулялись вокруг дома. Каждому из нас казалось, что партнер выгуливает его на поводке. Мы дошли до ешивы, посмотрели на беснующихся хасидов. Когда-то и я был таким, правда недолго. Игры в команде у меня никогда не получались долгими, если, конечно, не считать Гришу... Жаль, что с ним так получилось. И что с Леей так получается -- тоже жаль. Но что мне делать с этим ужасным ощущением, что я не могу сделать так, как им хочется? А что еще ужаснее -- как хочется порой и мне. Потому что мне тоже хочется уехать с Леей в загорающую у моря Нетанию. Но как объяснить мне им, что я не могу, если я даже себе это объяснить не могу? Я просто это чувствую так внятно, что возникает однозначность, а это уже -- знание. Я -- Страж, принявший Обет. Мне нельзя иметь привязанности. И спасибо за то, что они сами медленно отмирают, иначе пришлось бы обрубать по живому. Мне нельзя заводить жену. И Лею уводят от меня, взяв под руки, два милосердных ангела -- Сочувствие и Равнодушие.

Я спросил, где ее

сын. Она как-то болезненно усмехнулась. Ну конечно, я должен был спросить об этом уже давно. Я опаздываю даже в мелочах. Сына она отправила на все осенние праздники к бабушке. В неназываемый вслух город Нетанию. Как все быстро рушится.

У Стража, принявшего Обет, не должно быть детей. В моем случае все сложнее. Этот ребенок (или эти дети) был зачат до принятия Обета. Значит, мой Обет может быть и не принят. Значит, я могу оказаться Стражем, с непринятым Обетом. А это не то же самое, что Страж, не принявший Обет. Это гораздо хуже. Но это если ребенку (детям) суждено появиться. А если нет? Если нет, значит мой Обет принят...

Но это все верно при одном главном условии, что ребенок (дети) мой. От меня. А не зачат на мостовой Старого Города, тогда. Потому что, если она зачала тогда, у дома Беллы, то к моему Обету это отношения не имет. Вернее, еще хуже -- очень даже имеет. Но моя роль отца меняется на роль Стража. Это ужасно.

Если я прав, никакие УЗИ ничего не прояснят. Не покажет же ультразвук кошачьи лапы, в самом деле, а если и покажет, то врачи это так не истолкуют, это будет за пределами их ассоциативного поля. Но, скорее всего, на УЗИ просто все время будет какая-то неясная смазанная картина... Надо... генетическая экспертиза, возможно, помогла бы... но Лея не согласится... Надо... Грот. Да, в Грот пойти она согласится, она давно хочет. Она пойдет из любопытства, а я спрошу у того, кто придет ко мне туда... А если он тоже придет туда спрашивать, то я соглашусь ответить на все его вопросы, но только при условии, что он согласится ответить на мой единственный вопрос.

Теперь я понял. Только теперь. Почему после принятия Обета начавшиеся во мне изменения слегка как бы дернулись, но остановились. Словно на старте заглох мотор. Я должен разобраться что означает Леина беременность. И определить свой статус. Да.

(C)

(C) не сидели на балконе. После длительного обсуждения с Гришей их роли в разворовывании Храмовой Горы, собственный любимый балкон напоминал о неприятном и казался казенным. Поэтому (C) потерянно бродили по квартире, прислушивались к себе и, встречаясь, перебрасывались фразами.

– - Мы уже с Гришей и так много антиоксидантов употребили, правда?
– грустно констатировала Анат.-- Сегодня уже пить не стоит, да?

– - Сегодня мы еще и не начинали.

(C) разминулись. Анат подумала над фразой, посмотрела на часы и все поняла:

– - А ты уверен, что твоя печень тоже меряет дозу еврейскими сутками?
– спросила она, поравнявшись с Максом в коридоре.

– - Господь милостив и повелел нам напиваться всего два раза в год.

– - Ну да! Симхат Тора! Я не забыла, просто не связала. Конечно, напиваться на Пурим и Симхат Тору, а в остальные дни -- репетировать!
– - (C) наконец-то остановились.

– - Два раза в год -- как на советские демонстрации,-- ожил Макс.-- Вот две демонстрации в год -- много, две сессии в год -- много, а два возлияния -- мало.

– - На балкон?

– - Ммммммммммм!
– - начинающейся сиреной завыл Макс, откупоривая бутылку "Дальтона".-- Сколько?

– - Ну, уши залей.

Макс утопил в вине изображенных на фирменных бокалах "Gato Negro" черных котов по самые уши, и (C) отхлебнули за радость изучения Торы.

– - Что особенно радует в радости изучения Торы,-- объявил Макс,-- так это то, что она нисходит и на злостных прогульщиков тоже,-- плавным грузинским жестом он обвел присутствующих. Аллерген дернул лапами, но не проснулся.