И кнутом, и пряником
Шрифт:
Ночного отдыха и покоя не давало не только утомление от работы. Кошки скребли на сердце.
«Что с Николаем? Почему не шлет вестей и денег? Может, что случилось? — волновалась Екатерина и здесь же сама себя уговаривала: – Нет, если бы в беду попал, то сообщили бы — в вещах адрес нашли и фотографии. А так…».
Тут ее мысли неожиданно потекли по другому руслу, а сердце наполнилось обидой и горечью.
«Наверно, подругу себе завел. Почему бы нет? Свекровь б…, снохе не верит. Меня к каждому столбу ревнует, а сам готов за первой попавшейся юбкой бежать. А сейчас
Еще долго, как снежинки в лучах уличного фонаря, роились в голове женщины, оставленной на произвол судьбы где-то затерявшимся кормильцем, невеселые думы. Забылась под утро, будто провалилась в глубокую яму.
Голод не тетка. Вскоре безденежье опять заставило Екатерину искать спасительный приработок.
— Людка, — оторвала она от книжки дочь, придя в субботу с работы, — завтра пойдем с тобой к тете Нюсе, уберем у нее в комнате.
— А кто такая тетя Нюся?
— Одинокая больная женщина, недалеко живет.
— Хорошо, — ответила Людка и снова уткнулась в книжку.
В многодетной семье Никитиных, живущей в двух небольших комнатках, одна из которых служила кухней, уединиться было невозможно. Вот и сейчас Витька верхом скакал на стуле. «Но, но, но!» — разносилось по всей квартире. Светка укладывала спать потрепанную куклу. «А-а-а», — тихо напевала она, затаившись с «дочкой» в углу. А Валька сидела рядом с сестрой за столом и что-то писала в тетрадке. Но Людка не обращала никакого внимания на шум и гам. Она упивалась «Русланом и Людмилой» Пушкина. Уборка у какой-то там тети Нюси не испугала ее и не отвлекла от приятного занятия — чистить, натирать, мыть девочка не боялась. Екатерина с малолетства приучала детей к физическому труду, и они каждый день в меру своих силенок помогали матери по домашнему хозяйству.
Впустив струю февральского холода, Екатерина со старшей дочерью вошли в маленький коридорчик чужого жилья и постучали в дверь комнаты.
– Входите! — послышался оттуда женский голос.
– Здравствуйте! Можно к вам? — войдя в тесное помещение, поздоровалась Екатерина.
Робко, следом за матерью вошла и поприветствовала хозяйку и Людка. Женщина уставилась на гостей больным взглядом, подождала продолжения.
– Я – Катя, — представилась Екатерина, – а это моя дочь Люда. Лена Прокофьева — мы вместе с ней работаем — сказала мне, что вам нужна помощь, – объяснила она свой приход.
В небольшой, тесно заставленной мебелью комнате, на кровати, спустив ноги, сидела хозяйка квартиры. Людку поразили размеры ее фигуры. Женщину будто накачали насосом для велосипеда. Ее руки, ноги, туловище, лицо – все было раздуто до предела. Казалось, легонько тронь ее иголкой, и она лопнет, как воздушный шарик.
– Проходите, не стесняйтесь, — тяжело дыша, проговорила женщина. — Да, я просила Лену найти мне помощницу. Сама, как видите, сделать уборку не могу. Раздевайтесь! Все необходимое для работы — в коридорчике.
Пока вычищали от мусора и пыли комнату, разговорились.
— Катя, у вас четверо детей? — то ли спрашивая, то ли утверждая,
— Да, четверо, — подтвердила Екатерина, складывая в таз грязную посуду.
— Как вы с ними справляетесь? Наверно, нелегко вам?
— Старшие помогают, Людка да Валька. Они у меня молодцы!
— А у меня детей нет, — с горечью проговорила Нюся. — Ни мужа, ни детей.
Екатерина промолчала: не любила она лезть людям в душу. Захотят — сами расскажут о наболевшем. Большинство одиноких людей разговорчивы. Женщине, которая из-за болезни не могла выходить из дома, хотелось поговорить.
— Сейчас я на пенсии, а работала бухгалтером, — изливала душу больная. — Работа не пыльная, с людьми. Получала неплохо — было, за что обуться и одеться. Это сейчас я на тумбу похожа (кривая усмешка пробежала по ее лицу и исчезла), а так была фигуристой и на лицо ничего.
Людка, вытирая на прикроватной тумбочке пыль и переставляя бутылочки с лекарствами, взглянула на тетю Нюсю. Короткие растрепанные волосы каштанового цвета с проседью, припухшие веки, обвисшие щеки, двойной подбородок и бледные губы — вовсе не красавица. Но ожившие от воспоминаний синие глаза, правильной формы нос говорили о том, что на эту женщину когда-то заглядывался не один мужчина и не одна соперница втайне завидовала ей.
— От кавалеров отбоя не было, — с перерывами делилась пережитым Нюся. — Особенно меня добивался один инженер, Соколов Юрий Витальевич. Нечего говорить, импозантный был мужчина. Жаль только, что женат. Ухаживал он за мной очень красиво. Приходил ко мне с цветами, шоколадными конфетами. Чай попьем — я его и прогоню: иди к своей жене. На чужом несчастье своего счастья не построишь. Не знаю, чем бы все это закончилось, но погиб мой воздыхатель в автокатастрофе.
Женщина замолчала. Было слышно ее затрудненное дыхание и чмоканье мокрой тряпки — Екатерина домывала пол.
— С тех пор я одна: ни с кем свою жизнь не разделила, — досказала задумчиво Нюся.
Екатерина расстелила тряпку у порога. Людка в это время уже ждала мать.
— Кажется, все! — Екатерина направилась к умывальнику.
— Спасибо вам большое, — поблагодарила помощниц больная. – Вот вам пять рублей. А под кроватью возьмите баночку вишневого варенья. Если сможете, приходите через неделю.
Невыносимо стыдно было Екатерине брать плату с больной пенсионерки за незначительную, на ее взгляд, работу. При случае сама последнее бы отдала. Но дома ее ждали голодные дети, и Екатерина, сердечно поблагодарив женщину, взяла.
— Мам, — по дороге домой спросила у матери Людка, — а почему тетя Нюся не вышла замуж за другого мужчину?
— Я думаю, очень любила Соколова, — задумчиво ответила мать и, помолчав, досказала: — Счастливая и несчастная женщина.
Вечером семейство Никитиных уплетало густое, засахаренное, казавшееся необыкновенно вкусным варенье с хлебом, пило дешевенький чай и было чрезвычайно довольно. Екатерина с Людкой до самого отъезда в Каракалпакию ходили убирать у Нюси, а та платила им, чем могла: деньгами, вареньем и историями из своей и чужой жизни.