И когда-нибудь… Сборник рассказов и повестей
Шрифт:
– В общем, было рано. Очень. И холодно. Темно и очень-очень холодно. Прихожу на остановку, там толпа. Не мудрено, ведь посёлок-то рабочий, все на завод. Стоим, а автобуса нет. Он ходил тогда по расписанию, один раз в сорок минут. Все, конечно, расписание знали, подходили к остановке по времени. Ещё, знаешь, никогда не понимал вот этой глупости. Подходит кто-нибудь к остановке и спрашивает у тех, кто стоит: «Автобус был?»
– Ну и что тут глупого? Где глупость?
– Здесь, потому что автобус тогда ходил один. Один! То есть, если бы он был, то и спрашивать бы не у кого было, все б уехали. А раз люди стоят, значит – не было.
Ну,
– Автобус-то приехал?
– Приехал следующий. Тот, что через сорок минут. Народ замёрзший, ринулся во все двери, а я и шевельнуться не могу, не пускают. Кое-как под дверь, что называется, втиснулся. Меня дверью-то и придавило, прям вмяло в людей. Через пару остановок мне удалось снять рюкзак с плеч. А как выходить все стали на вокзале, на конечной, так ринулись, что меня аж выбросило волной из автобуса. В общем, порвали мне рюкзак. Так обидно было. Лямку оторвали.
До школы ещё идти. Ну, минут десять-пятнадцать пешком от остановки. Я рюкзак на плечо за оставшуюся лямку набросил. Иду. Больно от холода и от обиды. «Гадкий автобус», – думаю. Прекрасно помню, как боялся опоздать. На улице страшный мороз, руки-ноги немеют, а иду себе – рыдаю.
– Плакал всё время, что шёл?
– Ну, почти. До школы остаётся, в общем, шагов сто, не больше. Я помню, что еле шёл. Руки в рукавицах уже занемели, потому что сами рукавицы от слёз промокли. Ушей, носа, щёк не чувствую. Глаза не видят толком ничего. Слёзы замёрзли на ресницах. Пальцев на ногах словно и нет. А в голове одно – «Лишь бы не опоздать! Лишь бы последним не прийти!»
– Вот дурак! Прости, конечно…
– Иду. Мне сзади вдруг кричат: «Мальчик! Мальчик, стой!» А я даже не сразу понял, что мне кричат, и ещё с десяток шагов протопал. Догоняет меня девчонка. Взрослая. Старшеклассница. «Мальчик, – говорит, – стой! Ты варежку потерял!» Я остановился, обернулся. Она мне рукавичку суёт, а сама смотрит на меня так… Испугалась, короче. А я стою и совершенно не понимаю, что она от меня хочет.
– Представляю…
– Да уж, представь себе. Стоит такой перед тобой – синий, уж белый даже, весь в слезах замёрзших, с портфелем порванным, и смотрит на тебя…
– И не понимает ничего…
– Да, абсолютно.
– Ну?
– Что тут… Берт она эту рукавичку мою, что, и правда, с руки слетела, а я даже и не заметил, и надевает мне на руку. Я, кажется, как-то сподобился сказать спасибо, но думаю, что вышло, конечно, ужасно. А она… Я и не понял тогда. Она так фыркнула, ухмыльнулась, мол: «Сопляк жалкий!» и дальше пошла. В школу. А я за ней поплёлся.
– Я не думаю, что она вот так фыркнула.
– Да так, я точно помню.
– Нет, ты… Ты просто не понял, не понимаешь.
– Что ж я не понял?
– Не скажу.
– Ну что? Говори!
– Ты в школу попал?
– Попал. Дошёл, конечно. Целый день у батарей отогревался.
– Вот! Это самое главное.
Парикмахер
Сиди спокойно, парень, и не двигайся. Ты никогда не замечал, что ты никому
Старик, что ты несёшь? Я пришёл сюда… подстричься, а не слушать твой старческий бред. Подстриги меня и всё…
Заткнись и успокойся. Я знаю, чего ты хочешь. Я знаю, чего вы все хотите… Хорошей стрижки да за маленькую плату. Только вот с чего тебе хорошая стрижка, если ты никому не нужен? Всем наплевать на тебя, и уж тем более на твою стрижку.
Всё, хватит. Меня уже тошнит от твоей болтовни. Если не будешь стричь – я пошёл отсюда…
Сиди, твою мать! Тебя тошнит от того, что ты перепил вина со своими дружками, а затем в пьяном бреду явился сюда, завалился на моё кресло и уснул. Ты должен мне, парень, – у меня тут, видишь ли, не приют и не гостиница, а парикмахерская как-никак. И ты обязан у меня подстричься, я же тебе сказал. Так что сиди ровно!
Да, хорошо – хорошо… Только ты бурчи поменьше, да побыстрей давай…
Не учи, щенок! Я – мастер своего дела, я сделаю тебе такую стрижку, что ты сам на себя удивишься – неужели я такой? Сиди и не шевели башкой!.. Так о чём я? Ах, да! Ваше поколение и в особенности ты – никому не нужны, это точно. Так на кой чёрт вам жить? Да не крутись ты, я сказал! Зачем ты родился? Я скажу тебе зачем, всё просто. Если ты никому не нужен – так стань нужным. Просто, а?
Да куда уж… И как же? Что именно нужно, по-твоему, делать?
Тебе – ничего. Я помогу тебе. Знаешь почему?
И почему же?
Потому, что я – мастер, я знаю, как это сделать. Я сам сделаю так, что станешь нужным и необходимым.
Эй, подожди! Ты же собирался меня стричь, почему ты взял бритву, а не ножницы?..
Ответь мне на вопрос, парень. Что тебе лучше отрезать – яйца или голову?
Чего???
Вот и я думаю – голову…
Ба, забери меня домой
Ты прекратишь грызть ногти или нет? Твою мать, это же отвратительно! Эти огрызки твоей жизнедеятельности разбросаны по всему дому! Это мерзко! У меня всегда такое чувство, будто ты отмираешь вместе со своими ногтями. Хватит жаловаться? Я не жалуюсь, я в бешенстве! Ты думаешь, что тебе всё можно, всё разрешено? Тебе кажется, что ты можешь делать всё в этом доме? Чёрта с два, старик! Не думай, что можешь выходить за рамки приличий. В конце концов, хотя бы прояви уважение к своим детям и внукам! К тем, кто живёт с тобой и, между прочим, заботится о тебе. Но, судя по всему, тебе на это наплевать.
Я просто не понимаю, почему в твоём возрасте у тебя ещё так растут эти твои проклятые ногти. Неужели это потому, что ты регулярно их грызёшь? Дедушка, ты что голоден? Нет, я не издеваюсь. Это ты издеваешься над всеми нами. Ты не только грызёшь ногти и раскидываешь их по всему дому, но и кричишь, как резаный, по ночам, бранишься как чёрт при детях и вообще постоянно несёшь какой-то бред в присутствии посторонних людей, так я вижу, я вижу – ты всё это делаешь специально! Можешь не обманывать меня, ты ещё не выжил из ума, ты просто издеваешься! Зло издеваешься над нами!