И кто здесь наглая рыжая морда?
Шрифт:
***
Глеб Мещерский влюбился. В меня. У нас с ним взаимно.
Вот, что отложилось на моей мозговой подкорке, из услышанного во время Людмилиной телефонной беседы.
Ну еще что-то про ячейку коммунистов, соревнующихся в беге на короткие дистанции. Вроде, как добегут, должны связаться с Людмилой и потом возможно всей ячейкой приехать к нам, или прибежать.... Костры жечь ночами. Глеб Мещерский влюбился.....
Глядит на меня пристально.....
– Мещерский! Если Элеонора с соратниками согласятся учавствовать, а они наверняка согласятся, возьмешь на
– подойдя к Глебу, басит Людмила.
– Люд, сами не справимся думаешь? Алине удивительно идет желтый цвет, согласись. Займусь, куда я денусь.
– отвечает Глеб, продолжая смотреть на меня.
– Ясно. Толку от вас теперь мало.
– Ячейка говорите, коммунистическая? Интересно. Не знаете, у них есть набор в ряды? Я вступлю.
– вдруг решительно заявила моя сестра.
От такого заявления я даже от созерцания Глеба отвлеклась. На Наташку уставилась.
А у нее, у Наташки, выражение физиономии сделалось строгим и одухотворенным. Такое у Людмилы было, когда она с веслом маршировала.
Да, уж. Глаза на одухотворенной Наташкиной физиономии загорелись идеей и отвагой, и еще, в них черти запрыгали. В глазах.
Да, уж. Повторяюсь: кровь - не вода. Не иначе наследственность из сестры поперла. Гены того самого прадеда, что со слов бабушки Василисы имел нездоровое влечение к различным партийным организациям.
– Чего не принять в ряды, примут конечно. Главное, чтоб биография была незапятнанная.
– авторитетно изрекла Людмила, кивнув в подтверждение.
– Вроде незапятнанная. На мой взгляд, - Наташкина одухотворенность сменилась задумчивостью.
В биографии видимо копается. Пятна выискивает.
– В третьем классе ты двойку получила за невыученный стих. Подтерла ее в дневнике и на пятерку исправила. Пятно на всю жизнь тем самых на биографию поставила. Таких не берут в коммунисты.
– не удерживаюсь, чтоб не подначить сестру. В шутку конечно.
– Эка невидаль, двойку исправила. У нашего Пашки и вовсе два дневника имелось, один для родителей, в нем хорошие оценки сам себе ставил, а другой для учителей. И ни чо, вон, районом управляет. Свалки валит, проходы к рекам загораживать позволяет. Тьфу! Тоже к коммунистам подамся. Наше дело правое.
– очередной раз долбанув клюкой, высказалась старушка.
Глава покраснел. Снова вынул платок носовой, вытер лоб.
– Ба. Зачем ты меня перед посетителями дискредитируешь? Куда в твоем возрасте подаваться? Давай я водителю позвоню, пусть домой тебя отвезет. А вы, граждане не слушайте ее, она вам еще не то наговорит: скажет, что с лешим лично знакома и русалок вблизи, как вас, видела.
– Ты не бабкай, мне тут! И зубы не заговаривай! Ишь, возраст ему мой не нравится! Куды надо, туды и подамся! И еще добровольцев с собой соберу.
И с лешим знакома, как не познакомиться, ежели всю сознательную жизнь с ним прожила? Дед твой, с осени забуриться в свою лесную избушку, так и сидит там, чаи гоняет да баню топит, как есть Лешак! Пол деревни мужиков к нему в гости рвались, тоже свободной жизнью - то пожить.
И
Старушка, оказавшаяся бабушкой главы администрации, замолчала, и в этот момент в приемную вошел блондин Андрей.
Оглядел присутствующих.
– Господа, что происходит? Ваши голоса на улице слышно, под окнами люди собрались, слушают как вы на повышенных тонах общаетесь.
Странно. Я и не заметила, чтобы кто-то тон повышал. Вроде спокойно общались....
– Ситуация у нас. Внештатная. Всвязи с этим, беру на себя командование: делимся на группы, первая группа в составе меня, тебя, Андрей, Натальи, а так же Александра, покинув здание отправляется по магазинам с целью покупки необходимых для мальчика Ждана предметов одежды, обуви, школьных рюкзаков и прочего. В процессе похода по торговым точкам дожидаемся выхода на связь Элеоноры. Вводим в курс дела. Забираем детей, едем готовиться ужину с инвесторами. Дальше, по обстоятельствам.
Вторая группа, в составе парочки рыжих отправляется разведать обстановку на карьере, раз уж всё равно рвались туда прокатится.
Замаскируетесь, посидите в засаде, прикинете где лучше протестующим перекрыть проезд к карьеру.
– Паноптикум.
– констатировал Александр Демидов.
– Режим повышенной готовности, - парировала Людмила.
Глеб подошел ко мне, подхватил под локоть, повлек к выходу...
19
От райцентра до поворота на Дубровки мы доехали минут за тридцать, после поворота еще минут пять по второстепенной трассе, и снова ушли направо, на следующий поворот, к тому самому злополучному заброшенному карьеру.
– Не похоже, чтобы кто либо проезжал тут за последние дни, свежих следов протекторов не наблюдаю на грунте.
Дорога в две колеи, тянулась вдоль молодого леса, вплотную к этой дороге подступившего, состояла она из сплошных ухабов и выбоин, автомобиль Глеба, то и дело нервно вздрагивал и подпрыгивал.
– Был тут зимой, да на внедорожнике, как-то и шире и ровнее казалось.
– пытаясь объехать очередной ухаб, заметил Глеб.
– Я здесь вообще сто лет не была. Классе во втором последний раз, не доезжая карьера малинник большой, вот мы с Наташкой и увязались с родителями за малиной.
Ничего хорошего из той поездки не получилось, малину кто-то до нас собрал. И кусты поломал, папа сказал: возможно медведь, мама нас с Наташкой за руки подхватила и галопом назад, в машину. После папа признался, что про медведя пошутил, видел как по кустам лазает толстый дядька с большой корзиной.
Глеб покосился на меня и снова сосредоточился на разбитой дороге.
– Мне кажется с вами много забавного в детстве случалось. Это наверное здорово, расти вдвоем, мне очень хотелось брата или сестру, но к сожалению у родителей не сложилось. В смысле, ребенком я так и остался первым и единственным.