И мечты станут явью

Май Анна

Хай Роуд. Наверняка здесь что-нибудь найдется! Хотя после визита к мясникам Эля растеряла последнюю уверенность. Но, пересиливая себя, принялась заходить в многочисленные магазинчики и кафе. Каждое «нет, нам никто не нужен» повисало на ней словно гиря, мешая двигаться дальше. Она решила обойти сегодня всю Хай Роуд, но сил хватило лишь на одну сторону между двумя ближайшими станциями метро. Чувствуя, что ее уже не держат ноги от нервного напряжения, окончательно измотанная, выжатая (все равно вот такую ее никто не возьмет!), Эля отправилась домой. То есть не домой, а в ее временное пристанище, из которого она должна убраться как можно скорее.

Эля с утра еще ничего не ела. И не могла, хотя уже захотела. Это было похоже на состояние в детстве, когда отец с искаженным от злобы лицом обзывал ее дармоедкой. Эле тогда не приходило в голову, что родители обязаны кормить своих несовершеннолетних детей бесплатно. И ладно бы отец начал говорить это, когда ей уже исполнилось

лет 14 – но нет, даже в 10! Эля в самом деле была ребенком, как Джош. Ей было так обидно! И еще стыдно – за одно свое существование. Как будто она отца объедает, хотя он зарабатывал очень хорошо. А Эля выполняла все детские обязанности сполна: училась на четверки и пятерки и по дому делала все. Причем сама, без родительских просьб. Что еще отцу было нужно? Она так старалась быть образцовой дочерью – но родители не смогли ее полюбить. Как и Роберто, как Эля ни старалась быть образцовой хозяйкой. Значит, для него важней что-то другое.

Кстати, как так вышло, что она опять стала дармоедкой вопреки всем своим стараниям? И ведь итальянец в своих письмах сам обещал ее кормить! Но… Но, наверно, не рассчитал собственных сил. А может, просто хочет под таким предлогом от нее избавиться?

Когда Эля открыла дверь, ее встретил оживленный Роберто. Он ел черешню. Получил свои деньги, наверное. Так и есть: холодильник оказался полон. Для себя и Джоша Роберто старался покупать «органик», а натуральные продукты без химии самые дорогие. Если бы у него было совсем плохо с деньгами, ел бы что угодно, как Эля в таких ситуациях. Хотя, может, весь этот «органик» ради Джоша. А черешня, наверно, очень дешевая?

– Это кошмар, насколько дорогая черри! – словно угадав Элины мысли, заметил Роберто. – Представь себе, ее привезли из Америки. Безумие какое-то: в это время в Испании, Португалии, Италии можно приобрести горы очень дешевой черешни, гораздо лучше, чем эта!

– Роберто, я вчера купила молоко, йогурт и хлеб для тебя и Джоша. Я не пью молоко, и хлеба мне одной столько не съесть, так что вы все это используйте.

– Хорошо, спасибо. А йогурты мы едим только греческие. – Самые дорогие. Значит, нехватка денег даже на еду – это ложь. Тем хуже для Эли.

– И не расстраивайся, что столько риса пропало: я буду его есть несколько дней.

– Как хочешь.

– В России рис стоит совсем недорого. Здесь, мне кажется, тоже. У меня немного денег и еще нужно на транспорт, так что придется покупать самые дешевые продукты. Еще я больше не буду пользоваться твоей стиральной машиной, раз вода и электричество здесь так дороги и надо экономить.

– Разумеется, ты можешь стирать в вошин машин. Не говори глупостей, – Роберто пожал плечами.

– Последний вопрос. Я могу готовить для Джоша на его День рожденья?

– Если ты хочешь. Как тебе спиться на моей кровати?

– Нормально, спасибо.

– Она очень комфортабельная! – с нажимом заметил итальянец. Роберто явно соскучился по своей удобной кроватке, ночуя на матрасе на полу в детской. Похоже, недолго он сможет Элю еще терпеть… Из-за кровати и всего.

Ей было тяжело встречаться с ним глазами и говорить. О чем угодно. Еще вчера она абсолютно ему верила. Теперь же… Теперь Эля все время ждала нового удара, все время боялась сделать что-то не так, сказать не то. Чем меньше она будет обнаруживать свое присутствие при Роберто, тем лучше. Она скользнула на стул возле «своего» компа и затаилась. Стараясь, как в детстве при отце, не шевелиться и дышать пореже. Не смотря на Роберто, но отслеживая краем зрения его действия на всякий случай – тоже детская привычка. Эля заметила, что итальянец несколько раз взглянул на нее – и чем дальше, тем чаще. Кажется, его начала мучить совесть.

Стемнело. Но Эля, против обыкновения, не кинулась готовить ужин, спрашивая у Роберто, что бы ему хотелось. Итальянец принялся жарить пахучие колбаски, собираясь съесть их с его ежедневными отварными стручками гороха и фасоли, хумусом и сырыми грибами. Ради бога.

– Ты будешь ужинать, Элли? – он пригласил ее разделить с ним трапезу? Или решил проверить: выучила ли она урок? Что он не может ее кормить. Вернее, не хочет.

– Нет, спасибо. – Эля солгала самой себе: колбаски пахли вовсе не противно. Она была уже так голодна, что могла съесть что угодно. Но не получится: риса еще дня на три, Эля же готовила на двоих. Она подождала, пока Роберто не закончит есть. Когда он поднялся наверх, разогрела вчерашний плов. В кастрюле на плите были оставлены горошек и фасоль. Для нее? Или просто остывали перед тем, как Роберто уберет их в холод до завтра. В холодильнике аппетитно алела черешня. Съесть бы хоть одну, но как знать – вдруг Роберто ягоды пересчитал? Юная Эля изумилась этой привычке обитателей коммунальных джунглей, но потом сама убедилась, как часто соседи воруют продукты из чужих столов и холодильников. Черешня к тому же очень дорогая, а Роберто так трясется над каждым пенсом. В утешение Эля повторила себе в который раз: «Завтра я обязательно найду работу! Куда угодно пойду».

С утра Роберто поехал закупать продукты для дня рождения Джоша. Эля спросила, как много гостей ожидается? В Питере ей рисовался в воображении праздник как в голливудском кино: с кучей детей и родителей, клоуном, тортом и воздушными шарами. Но

Роберто ответил, будет всего пять или шесть самых близких приятелей Джоша и никаких взрослых. Донна, слава богу, не придет – от этой вести Эле стало легче: экс-жену наверняка порадовал бы ее опустошенный вид. Эля старалась прикидываться, будто ничего не случилось. Она приветливо всем улыбалась, но внутри чувствовала себя полумертвой. Или полуживой. И снова, как часто в РФ, замороженной. Когда она впервые запретила себе что-то чувствовать, чтобы не умереть от отчаяния? Совсем маленькой. Она тогда почти ничего не знала, но до нее уже дошло: бесполезно кричать и плакать, жалуясь на что-то. Потому что если услышат, то не помогут, не утешат, а дополнительно накажут. И родители, и воспиталки в яслях и детсаду, и санитарки с медсестрами в больнице, и любые другие взрослые. Российским детям ее поколения и старше полагалось быть послушными и незаметными. Удобными для других. А что малыш чувствует внутри не в счет. Вот и Эля привыкла думать, что ее эмоции – это что-то лишнее. Для окружающих и для нее самой. Потому что очень трудно понимать, что делать и как выжить, если тебя захлестывают обида и злость. А если их отключить, то появляется надежда: настанет день, когда ей исполнится 16, и Эля сможет на законных основаниях сбежать от главного мучителя – отца на свободу. Сейчас Эля тоже, как ребенок, мало что понимала в этом зарубежном мире. И, как малыш, плохо говорила на новом языке. Но все же теперь ей будет легче: кроме временной крыши над головой, она никак от Роберто не зависит! И, все-таки, он совсем не как ее отец! Только почему-то чувства, что она начала испытывать, оказались такими же гнетущими, как и в родительском доме. Вот поэтому так важно их отключить! Заодно отключится и любовь. Ну и хорошо: пора вернуть голову на место. Может быть, любовь – роскошь вообще не для нее. По крайней мере, не сейчас точно. Но как трудно, ощутив наконец, что это такое, почувствовав чью-то заботу, снова оказаться в темноте и неизвестности на пронизывающем ветру реалий под ледяным дождем здравого смысла! Зная, что никто не откроет дверь, не пригласит к себе, не протянет руку помощи. Словом, выживай, как хочешь. Снова одна. Ладно, ей не привыкать. Ее самое первое воспоминание: Эля лежит в ясельной кроватке с высокими бортами напротив открытой форточки, оттуда несет лютым холодом. Она плачет, прося о помощи. Над ней возникает женщина, у нее злое лицо, в голосе явная угроза. И Эля испуганно затихает, чувствуя с безнадежностью, что ей становится все хуже. Когда она попала в реанимацию с воспалением легких? Ей было 6 месяцев, февраль. В феврале температура на улице в том городке не выше -20, а то и за 30 мороза. В реанимации Эля лежала одна: мама сказала, родителей не допускали. Но когда Элька попала в больницу в 5 лет, то увидела в отделении двух матерей, ухаживавших за своими детьми. Где они ночевали – на кушетках в коридоре? Или приходили с утра пораньше? То есть, если чья-то мама очень хотела, она могла с медперсоналом договориться. Но Элина мать не стала. Чтож, ее младенца тогда вроде как спасли. Выписав без воспаления, но с диагнозом «анафилактический шок на пенициллин». То есть, Эля чуть не умерла – а мамы рядом не было. Только чужие взрослые, в лучшем случае деловито-равнодушные. Эля ничего не помнила про свое первое пребывание в больнице, но наверняка тогда ей было гораздо хуже и страшней. Должно быть, она полагала, что мама ее бросила, отдав на растерзание всем этим незнакомцам, что принялись ее колоть. Может, именно от этих невыносимых чувств и мыслей Эля чуть не умерла?

А во второй раз в больнице старшие девочки в палате, от 12 до 14 лет, устроили пятилетней Эле и шестилетней Свете дедовщину: заставляли зубной щеткой подметать пол, по два раза в день его мыть, придирались, насмехались. Света начинала плакать, Эля по привычке, усвоенной с отцом, превращалась в истуканчик: если стараться не реагировать внешне, то скорей отстанут, потеряв к жертве интерес. Хотя внутри у нее каждый раз бушевал ядерный реактор, готовый взорваться. Но если кинуться с кулаками на какую-то из этих взрослых девок, они ее просто забьют. И поймут, что до смерти, когда уже будет поздно. Ее отец в ярости себя не контролировал, эти большие девчонки были похожи на него, так что Эля понимала: пощады ей не будет. А потом к ним заглянула девочка из другой палаты, тоже большая, ей было уже 12-ть. И возмутилась всем этим безобразием: «Вам не стыдно гнобить маленьких? Им без вас плохо». Оказывается, герои и спасители бывают не только в сказках! И наяву есть такие люди, что приходят на помощь другим! Жить после этого открытия стало гораздо радостней и легче. Эле та девочка показалась сверхсуществом. Значит, добро сильнее зла, раз добрая фея не побоялась выступить одна против всех этих злобных кикимор! А назавтра Эля сама осмелилась дать рослым стервам отпор, когда тем захотелось садистски поразвлечься снова. Элька пригрозила пожаловаться. Ее обозвали ябедой и переключились на Свету. Та послушно взяла зубную щетку и со слезами на глазах опустилась на колени, но Эля щетку отняла и запустила самой вредной из старших в лицо: «Вам надо мыть пол – вы и мойте!». Их начали обзывать, угрожать – но Эля стояла в дверях, готовая ринуться в коридор с криками о помощи. Почему-то теперь она боялась этих горилл гораздо меньше, словно часть суперсилы девочки-защитницы передалась ей. Главное, Эля ощутила: она больше не одна! И правда – не на той безжалостной стороне!

Конец ознакомительного фрагмента.