И настанет день третий
Шрифт:
Должно быть, именно эти ощущения и передались Анне. Она заговорила очень быстро, как бы пытаясь поскорее разделаться с тяготившими ее сомнениями:
– У меня, как бы это вам сказать, проблема, что ли. Сложности. Я ведь неплохой журналист, чувствую, что неплохой, и материалы мои всегда хвалили. – Тут девушка запнулась. – Там… дома… в Эйндховене.
Я похлопал ее по руке, призывая успокоиться. Мол, понял я… в Эйндховене. Конечно, это не то, что тут, в столице.
– А здесь все не так, а здесь все по-другому. – Анна с благодарным кивком приняла мое сочувствие. –
– Можно еще домой вернуться, – подсказал я.
– Самый страшный вариант, – Анна кисло улыбнулась. – Я ведь уезжала, громко хлопнув дверью, пообещав, что обо мне еще все услышат.
– Гордость это не всегда благо, – изрек я, глядя с высоты прожитых лет.
– А, может, я не все сделала? Может, рано еще отступать? Может, чтобы написать что-нибудь путное, следует сперва самой пройти через это? Испытать все на своей шкуре? – Анна метнула на меня взгляд затравленного, нуждающегося в помощи зверька.
– Так, и в какую глупость вы влипли, уважаемая леди? – я понял, к чему было все это пространное вступление.
– В Амстердаме лишь две темы, волнующие всех и каждого. Проституция и наркомания. Правда, есть еще политика, но это что-то безбожно далекое, отвлеченное и недоступное пониманию, словно репортаж о жизни насекомых. Не цепляет это людей.
Про политику я и впрямь пропустил мимо ушей. А вот что касаемо первых двух тем… Скорчив гримасу осуждения и придав своему голосу интонации разгневанного родителя, я поинтересовался:
– И какое из первых двух «замечательных» направлений вы, дорогуша, выбрали?
Анна опустила глаза и тихо произнесла:
– Пять дней назад в одном из муниципальных госпиталей я чуть не умерла от передозировки. Едва откачали.
Так… Ну, просто замечательно! И эта дура туда же! Не известно почему, признание Анны меня просто таки взбесило. Соплячка! Экспериментов ей захотелось!
– Давно? – прорычал я.
– Что давно? – Анна подняла на меня испуганные глаза.
– Давно ты на игле? – сам того не замечая, я перешел на «ты».
– Две недели, может чуть больше, – пролепетала девушка.
– Две недели это немного, – я рассуждал вслух. – За две недели еще на могла как следует подсесть. Выкарабкаешься, если тобой как следует заняться. Хорошо еще, что в этот раз медики успели… спасли…
Я еще что-то говорил, но все внимание мое было сосредоточено на картинке. Вокзал в пятнах мокрого тающего снега, и я запихиваю Анну в поезд, следующий прямиком в маленький тихий Эйндховен. О том, поместить ли себя в вагон рядом с девушкой, я еще не решил. Я как раз собирался поразмыслить об этом, когда услышал негромкое восклицание Анны:
– Меня спасли не медики. Меня спас ты.
От такого неожиданного поворота я оторопел. Это что еще за белиберда? Пять дней назад я валялся в госпитале и спасать никого не собирался, так как спасали меня самого. Однако, Анна не думала брать свои слова обратно. Наоборот, она с жаром принялась объяснять:
– Я
– Мой голос? – от накатившего волнения я едва смог говорить.
– Нет, не твой, – Анна решительно покачала головой. – Голос был женский. Он без остановки шептал и шептал: «Алексей… Алексей… найди…». Он словно накладывал на меня заклятие, принуждал к вечному нескончаемому поиску. Сперва я испугалась и что есть сил сопротивлялась. Но я репортер и у меня профессиональная память на лица. Так вот, настал миг, когда я вспомнила. Нет, ни телерепортажи, ни фотографии в газетах, я просто поняла, что тебя видела. И все, с этого момента я больше не могла отбиваться. Что-то огромное и горячее ворвалось мне в душу. Находясь на пороге смерти, я теряла последние крохи жизненной энергии. Я непременно сорвалась бы в бездну, но это… Этот огонь заполнил меня, залил под завязку, под самое горлышко. И тьма отпрянула, отступила. Я почувствовала, что вновь возвращаюсь к жизни.
Ни живой, ни мертвый я слушал историю Анны. Что все это значит? Ее рассказ – правда или всего лишь горячечный бред? Такой же, как и мой. Однако двое незнакомых друг с другом людей не могут бредить об одном и том же! Смерть, тьма, голос… и не просто голос, а голос, повторяющий мое имя. Получается, что меня кто-то звал с того света? Меня кто-то искал?
Какая глупость! Этого просто не может быть! Абсурд! Чушь собачья! Ад, Дьявол, Сурен, Диона, все это было не более чем галлюцинацией, плодом моего воображения. Диона…? Я вдруг вспомнил здоровенный кусок обгоревшей пропекшейся туши, который я зубами вволок в кабину, готового взмыть лифта. Анна говорит, что ее звал голос, женский голос. Это могла быть только Диона.
Вопреки здравому смыслу, я вдруг начал рассуждать так, словно все мои видения и впрямь были реальностью. Там, в аду, я был знаком лишь с двумя женщинами, ведьмой Морганой и Дионой. Львицу, конечно, сложно назвать женщиной, но голос у нее женский. Могла ли меня звать Моргана? Нет, не могла. Она просто не знала моего имени. Да и кроме того, докричаться с того света… Это уж вряд ли! А вот Диона совсем другое дело. Если ее сознание не погибло… Если я успел… То получается… Тут мое сердце заколотилось в предчувствии необычайно важного, несущего счастье и восторг открытия. Получается, что я таки вырвал Диону из ада!
От этого открытия мне захотелось вопить от радости, прыгать, ходить на руках, обнимать и целовать всех без исключения попадающихся на пути редких ночных прохожих. Диона свободна! Спустя тысячи лет заточения она снова здесь, среди нас, среди живых! И вот тут мои безрассудные восторги обрезало, словно острой бритвой. Где она? Возможно ли, что душа львицы действительно вселилась в Анну? Почему именно в нее? Случайность? Бывают ли такие случайности? И что значит крик «Алексей… найди…»? Кого найди? Меня? Тут надо крепко подумать. Тут надо понять. Все это не просто, но я должен, обязан это сделать!