И не было лучше брата
Шрифт:
Джалил-муаллим объяснил Симургу в простых, доступных выражениях, как сам понимал, что навоз - вещь абсолютно необходимая для роста деревьев и других растений и что, собирая навоз, Симург и его товарищи делают полезное и нужное дело, а на тех, кто их дразнит, не понимая, что любой труд почетен, внимание обращать не стоит, потому что они, позволяющие себе дразнить Симурга и его товарищей, люди недостойные и даже, можно сказать, конченые и спасти их может только немедленное и полное раскаяние.
В этот период своей жизни Джалил-муаллим был абсолютно счастливым человеком. Немного беспокоило его здоровье матери, так и не восстановившееся после тяжелых утрат военных лет. Стала она чрезвычайно набожной и ежедневно молилась за здоровье сыновей. Джалила она обожала, чрезмерно гордилась
Дожила она и до полного счастья, сосватала Джалилу невесту из приличной семьи, пригожую и не бесприданницу. Одним словом, все как у людей. Лейла оказалась хорошей хозяйкой и женой, ну а по отношению к свекрови показала себя не просто хорошей невесткой, а дочкой, любящей и нежной, ухаживала за нею изо всех сил, сперва, наверное, по расчету больше старалась, для того, чтобы выслужиться перед старухой, матерью двух любящих и почтительных сыновей. Что греха таить, был расчет первое время, да и Мариам-ханум вначале только тем и занималась, что зорко присматривалась к невестке: "Посмотрим, мол, из какого гнезда птичка". А потом обвыклись, полюбили искренне друг друга, что чрезвычайно редко бывает между свекровью и невесткой. И от души радовались, встречаясь каждое утро, а жили не то что по соседству, а в одном доме, скучать друг без друга не скучали, потому что с тех пор, как пришла невестка в дом, ни разу они не расстались, ни на один день, вплоть до черного дня, когда ушла Мариам-ханум навсегда, а до этого много времени еще пройдет.
И соседи семью Джалил-муаллима в пример всем ставили. Стал Джалил-муаллим одним из самых уважаемых людей на улице, даже прокурору Гасанову, живущему через квартал, пришлось потесниться, уступить Джалил-муаллиму почетное место самого уважаемого в неофициальном, но постоянно проводившемся первенстве района.
И брат Симург его не огорчал, учиться стал лучше, даже в библиотеку начал ходить после
школы, и Джалил-муаллим поощрял его в этом, справедливо полагая, что от хождения в библиотеку вреда точно не будет.
Он чувствовал, что любит его брат и гордится им, и радовалось его сердце тому, что вырастает Симург в высокого пригожего парня, на которого давно уже, чуть ли не с седьмого класса, заглядываются девушки из соседних домов.
Зарабатывал Джалил-муаллим в это время уже очень неплохо; по его понятиям, они жили прекрасно, на все хватало, и даже кое-что удавалось отложить. В конце каждой недели Джалил-муаллим давал Симургу деньги на карманные расходы, давал непременно, когда Симург и не просил, вспоминал Джалил-муаллим, как тяжело жилось ему самому в возрасте Симурга, и старался, чтобы брату жилось повеселее, давал деньги и на кино, и на мороженое, давал столько, чтобы мог Симург кого-нибудь с собой взять, если захочет, чтобы не было безденежье помехой для приглашения, а говоря откровенно, давал ему деньги Джалил-муаллим еще потому, что приятно ему было баловать братишку, которого любил он на самом высоком пределе своих душевных возможностей. Знал, что брат ходит на танцплощадку в парке, и не осуждал его за это. Дело молодое, повзрослеет, сам поймет, что никчемное это занятие, а возможно, и безнравственное. По этому поводу Джалил-муаллим брату ни разу слова не сказал, верил в то, что у Симурга кровь хорошая, отцовская, не позволит оступиться. Сам Джалил до-того, как женился, ни с одной женщиной ни разу под руку не прошелся, да что под руку, наедине ни с одной не оставался.
А когда зачастил Симург поздно ночью возвращаться домой с гулянья, это уже летом было, сразу после окончания десятого класса, понял Джалил-муаллим, что пора ему вмешаться, почти всю ночь не спал, зато услышал под утро шаги брата, встал проворно с постели и как был, в ночном белье, пошел встречать его к воротам. А лицо у Симурга в то утро странное было, взгляд необычайный, глаза уставшие, но такие счастливые, как будто
Решил сперва Джалил-муаллим, что пьяным явился домой Симург, прямо сердце екнуло от такой мысли, а потом разглядел на шее в двух местах темно-вишневые пятна, почувствовал еле уловимый запах духов и понял, что не пьяный Симург. И уже не знал, радоваться этому или нет. Долгим взглядом посмотрел Джалил-муаллим на брата, только один раз посмотрел, но многое было в этом взгляде. Опустил Симург голову смущенно, и слова не промолвил, и пошел к постеленной с вечера для него матерью во дворе на помосте постели. После этого утра перестал Симург задерживаться допоздна, ни разу больше домой позже двенадцати не пришел. А Джалил-муаллим о том утре ему ни единым словом не напомнил, так же каждый вечер работали они в саду, а закончив работу, садились играть в нарды и пили чай. Не было послушнее и лучше брата, чем у Джалил-муаллима, ни у кого в районе, а вполне возможно, и во всем городе. И он был для Симурга и другом самым близким, и братом добрым старшим, и отцом щедрым и ласковым, потому что не была у Симурга друга ближе, второго брата не было, а отца Симург не помнил, исполнилось ему два года, когда отца призвали на фронт. Джалил-муаллима по имени Симург называл очень редко, а на людях именовал брата уважительно, как и полагается называть брата, который старше тебя на двенадцать лет, - ага-дадашем.
Настроение у всех было хорошее, дела шли на лад, и счастлив был Джалил-муаллим, полновластный и благородный хозяин дома, оставленного ему покойным отцом, в меру своих сил делавший все, чтобы поддержать доброе имя свое и своей семьи в глазах людей, с мнением которых Джалил-муаллим считался с давних пор.
В то лето Симург поступал в медицинский институт. Экзамены сдал все до одного, ни на одном не срезался да и отметки неплохие, в общем, получил. Не приняли. По конкурсу не прошел. Джалил-муаллим и к ректору на прием ходил, и в министерство обращался, ничто не помогло. Вышел Джалил-муаллим из здания министерства, посмотрел еще раз в экзаменационный лист, а там сплошь четверки, а тройка всего одна, и разодрал его в клочья. Подумать только, из-за двух баллов человека в институт не принять! Никак это в голове Джалил-муаллима не укладывалось - с ума посходили все, что ли? Человек учился десять лет, мечтал врачом стать, не двоечник какой-нибудь, экзамены все сдал, а его не принимают. Из-за каких-то двух баллов.
Очень жалел Джалил-муаллим, что не знаком с преподавателями, у которых не дрогнула рука, выставляющая Симургу заниженную оценку. Спросил бы он у них, кто им дал право так легкодумно обращаться с человеческой судьбой. Ведь сразу видно, что Симург парень толковый, знающий, а если сразу не разглядел, кто стоит перед тобой, спроси его еще. Что значит билет, с горечью думал Джалил-муаллим, бумажный билет с тремя вопросами? Спроси у человека, кто он, в какой семье воспитывался, легко- ли без отца было расти, спроси все, а потом уже решай, какую отметку ставить. А если у тебя настроение плохое и разговаривать неохота, то не ходи экзамен принимать, погуляй немного по бульвару, развейся, от тебя же люди зависят.
Симург, перенесший неудачу гораздо легче, успокаивал его как мог, объяснял, что конкурс в этом году в медицинский был неслыханный, принимали в основном только тех, кто сдал на кругл ъ"е пятерки, еще какую-то часть приняли из тех, кто сдал на четверки с одной или двумя пятерками, этих не на лечебный факультет, куда почти все подавали документы, как и Симург, а на санитарный или педиатрический. Долго объяснял, обещал весь год упорно заниматься и, сдав на круглые пятерки, во что бы то ни стало поступить на будущий год. Ничто не помогало, Джалил-муаллим был безутешен. А через десять дней пришла повестка из военкомата, Симурга призвали. Ездил провожать его Джалил-муаллим в Баладжары, изменив в первый раз своим обычным, очень сдержанным манерам, только и приличествующим, по его мнению, старшему брату, главе семьи.