И не люби меня
Шрифт:
Через полчаса я уже мчал обратно в «Эмпирей». У Лизы последняя ночная смена перед выходными. Нет, у нее просто последняя смена. Не будет она больше там работать. «Эмпирей» – мой дом, там не должно быть таких людей. О ужас, а ведь я сам ее туда привел…
От ярости я плохо видел и дорогу перед собой, и светофоры, и дорожные знаки. Чем больше Аня рассказывала, тем горячее становился мой гнев. Аня пыталась говорить мягко, видя, как на меня действуют ее слова. А еще ей было ужасно жаль. Она думала, что сдает подругу. Но как вообще этот человек мог с кем-то дружить? У Лизы ни одного положительного
Стоило успокоить Аню, сказать, что она все делает правильно. Но на деле это она меня успокаивала. Впрочем, плохо справлялась. Я несся по пустынной ночной дороге со скоростью за сто километров в час. Я хотел… О, как я мечтал уничтожить эту суку.
Мог ли я остановиться? Мог ли не отвечать на зло? Наверное. Только я не идеален, хотя остальные так обо мне думают. Во мне сидели семена этого смертного греха – гнева. Обычно, когда они вырывались наружу, я жутко стыдился, каялся, и ненавидел себя. А сейчас? Сейчас я бы убил ее, если бы увидел в то мгновение, как все понял.
Больше, чем Лизу, я ненавидел только себя. Как позволил обвести себя вокруг пальца? Я же не глупый. Никогда таким не был – давно научился видеть истину. Но с Лизой… Это было невозможно. Я ведь проникнулся ею, едва увидел. Бедная, сломленная душа. Как приятно было думать, что я ее спасаю.
Полтора месяца назад я думал, что нашел свою любовь. Мне все в ней нравилось. И разрисованное татуировками тело, и его запах осени – меда и прелой листвы. Мне нравился ее голос, грудной, совсем не звонкий, нравилось, как она смотрит на меня, и как мне благоволит.
Сейчас я ее ненавижу. И я все сделаю, чтобы ее уничтожить. А в этом городе я, бля, могу многое.
Глава 2
Между нами война – слезы вместо обойм
Между нами война – перекрестный огонь
Между нами – МУККА
Мне очень не нравилось, когда папа так смотрел на меня, и все же я знал, что заслужил этот взгляд. Так он смотрел, когда застукал меня в своем кабинете на кресле с Дашей, когда поймал меня на неправильном счете в блэк-джек, когда я забыл, сколько выплачивать, если сыграли «сиротки», и когда я в первый раз спросил о Лизе, тогда, в далеком прошлом, когда мы в начале лета курили сигариллы.
Вот и сейчас он так смотрел. Чуть опустив подбородок, чуть вскинув брови. Взгляд смеялся надо мной, но вместе с тем был жалостливым, словно я глупый домашний щенок, который допустил ошибку, из-за чего меня выкинут на улицу.
– Это очень нехорошо, Андрюш.
Обычно мне нравилось, как он произносит «Андрюш». Мягенько так, приятно. Только у него и у мамы так получалось. Но сейчас слово резануло по ушам, словно скальпелем.
Я отвел взгляд, чтобы меньше видеть свой позор в его глазах. Уставился под ноги, благо, там было на что посмотреть.
Спускаться на лифте в казино из холла нужно было дольше, чем высился потолок казино. Раза в два. Дело в том, что над казино находилась сторожка. Так мы называли это место. От обычной сторожки, где
Это был почти такой же огромный зал, как игровой. Свет давали по большей части огни игрового зала – пол был прозрачным. Это для удобства. Конечно, в зале повсюду есть камеры, но смотреть на экраны утомительно. То ли дело себе под ноги.
Если в казино запрокинуть голову вверх, то ослепишься огнями потолочных светильников. А если продержишься дольше, и глаза привыкнут к ослеплению, то различишь лишь белый мутный потолок.
Здесь, пафосно выражаясь, творится правосудие. Ряды столов с компьютерами, огромные экраны, люди, чахнущие без солнечного света. Кажется, что жизнь здесь вот-вот остановится. Но это пока в казино не зайдет персона нон-грата. Или пока не обнаружится шулер. Или хитрец, считающий карты. Или еще что угодно… Драка, шмыгающий носом продавец, несдерживаемая похоть, поножовщина или развеселившийся пьянчуга. Тогда сторожка оживет. А еще через семь минут, когда угроза будет устранена, сторожка снова впадет в гибернацию.
Мне здесь неуютно. Кажется, что за тобой все наблюдают, хотя, по сути, это единственное место в «Эмпирее», где наблюдают не за тобой, а ты. В любом случае, атмосфера здесь напряженная. Все ищут подвох. И рано или поздно они его находят.
Зато у папы это любимое место. Он здесь постоянно, если нет срочных дел в других частях «Эмпирея». Я же предпочитаю игровой зал. Мне нравится его суета, его блеск и… Ладно, опустим. Признаваться в любви этому месту я могу бесконечно долго.
Я пялился в пол-потолок, но не видел ничего предосудительного. Разве что Нина не «почистила руки», когда поднимала с пола фишку. Но это мелкий грех – скажу ей раз, и она исправится. А так типичная казиношная суета первой половины выходного дня. Снуют официантки, разносят пока не стопки, а тарелки с мясным и салатами. Я бы тоже поел. Со вчерашнего дня во рту был лишь американо. Но голода я не чувствовал. И энергии было хоть отбавляй. Просто я двигался на злости, необъятной и неутолимой.
– Я предупреждал тебя об этом, – продолжал папа. – Мы…
– Да-да, – сказал я. – Мы в ответе за тех, кого приручили.
Не думал, что мой папа такой преданный фанат «Маленького принца». Мне эта книжка не нравилась. Слишком метафоричная. Я больше люблю, когда говорят четко и по делу. Вот, например, как папа продолжил:
– Предупреждал, что, если возьмешь Лизу, не порядочно будет ее выкинуть, как наиграешься.
Я не наигрался. Это она наигралась. А моя игра только начиналась.
Папе я сказал, что мы расстались. Он лишь хмыкнул. Мне не хотелось ему рассказывать, что какая-то хитроумная телка обвела меня вокруг пальца. Он не должен знать, что его сын такой идиот.
Может, если бы я рассказал правду, если бы показал всю свою ярость, папа смягчился бы, и разрешил мне поступить так, как я хотел. Но это вряд ли – так что я не стал рисковать.
– Ну, – осторожно начал я, не уважая себя за то, что собираюсь сказать, хоть и очень себя понимая. – Конечно, это и правда не порядочно, но, может, иногда стоит немного попуститься и позволить себе лишнего?