И не люби меня
Шрифт:
Я поцеловал ее в макушку и ее плечи задрожали сильнее.
– Да, Даша, – сказал я. – Я тебя не оставлю.
Она заплакала. Она и до этого плакала, просто пыталась это скрыть. А теперь ее слезы промочили мою футболку, и я кожей ощутил всю ее горечь.
Это было ужасно. Даша, оказывается, так страдала. С одной стороны, кто ей доктор? Разве она не понимала, что наши отношения обречены? Я понимал. Странно, что она не замечала этого в холодности моего взгляда, в сдержанности движений. А, может, замечала и от того терзалась сильнее.
Затем в голову пришла такая мысль, что я забыл перебирать Дашины волосы,
Это она виновата. Лиза. Если бы она не появилась в моей жизни, я бы, может, никогда с Дашей не расстался, несмотря на мое холодное безразличие к ней, которое с каждым годом все крепло. Вполне вероятно, что папа довел бы меня до того, что я женился на ней. Возможно, мы бы даже были счастливы. Мы ведь так похожи – из нас получилась бы неплохая семья.
Но потом пришла она и все испортила. Обманула, заставила себя полюбить. И, вот, вместо одной искалеченной души, их уже две. Моя и Дашина.
Нельзя спускать ей это с рук.
В нашу ссору я пообещал, что убью ее, если еще хоть раз увижу. Теперь я не хотел ее смерти. Теперь я хотел, чтобы она жила как можно дольше, чтобы как можно больше мучилась. Я буду ее мучить. Не остановлюсь даже когда она станет молить меня пощадить, когда встанет на колени, вся в слезах, и будет умолять меня оставить ее. Я буду ее ночным кошмаром до первого луча солнца, а после буду реальной угрозой в настоящем мире. Она сама захочет умереть, и я постараюсь, чтобы она оставалась жива. Ведь чем больше она будет жить, тем больше будет молить меня смилостивиться над ней. То есть наконец-то убить ее.
– Прости, Даша, маленькая моя, – сказал я, с нежностью расплетая вокруг себя ее руки. – Мне нужно ненадолго отлучиться.
Даша поддавалась, хотя ей очень не хотелось. Она всхлипывала, и некрепко цеплялась за мою футболку. Что-то бормотала, но я не вслушивался – рыскал взглядом по залу. Лиза стояла у дальнего стола – наверное, принимала заказ.
– Ты уходишь? – перепугалась Даша, когда поняла, что я поднимаюсь.
– Ненадолго…
– Стой! – попросила Даша, схватив меня за руку.
– Не могу, это срочно, – говорил я, наблюдая за тем, как Лиза с безразличным видом кивает речам какого-то эмоционального мужчины.
Но потом я все же посмотрел на Дашу, потому что она молчала слишком долго. Перехватив мой взгляд, Даша с тревогой заговорила:
– Ты же вернешься?
– Вернусь, маленькая, только пусти мою руку.
Она отпустила. Поверила мне. Впрочем, обманывать ее еще раз я не собирался. И так слишком разошелся.
Когда я полностью выровнялся, Даша потянулась за бокалом. Обещала же больше не пить. Однако, не знаю как, я это предвидел. Тут же схватил бокал всеми пальцами сверху, за ободок, и, не оборачиваясь, чтобы не увидеть разочарование Даши, двинулся к бару.
Сперва думал самому выпить остатки коктейля. Но потом понял, что моя кровь и так уже слишком горячая – не стоит испытывать себя на прочность.
Я поставил бокал на барную стойку и уже через три секунды его там не было. С моим появлением работа в зале делалась быстро и безукоризненно. Всеми, кроме Лизы.
Я влез на один из высоких стульев и уставился на зеркало в стене, шириной во весь бар. Через него зал ресторана виделся полностью. Правда, отвратно, потому что на той же стене, что и зеркало,
Она как раз отошла от стола. Развернулась и пошла к базе. Только перед этим бросила взгляд на столик, где осталась Даша. Лиза искала меня. А не обнаружив на прежнем месте, клянусь, вздрогнула и резко вдохнула. На целую секунду она замерла, наверное, стараясь унять бешенный стук сердца. Одно дело видеть свою опасность. Это страшно. Но еще страшнее, когда опасность скрылась из вида, и ты не знаешь, откуда она нападет.
Я перестал на нее смотреть, чтобы она не обожглась о мой взгляд и таким образом не вычислила меня. Я подождал пока она пробьет заказ и пока ее силуэт мелькнет у противоположного конца бара, где она скроется за дверью кухни. Затем поднялся и неспешно прошел за ней.
На кухне было парко. Из-за раздачи доносилась ругань, с которой повара переговаривались в пылу работы. То и дело оттуда выглядывали их лица.
– Утка! – крикнул один из них.
Я был в трех метрах от спины Лизы, и остановился, когда она остановилась, чтобы взять тарелку. Она не замечала меня лишь потому, что здесь слишком многое отвлекало. Крики, высокая влажность, взмыленность к концу смены.
Но вот она подняла тарелку, коснувшись пальцами зоны гостя. Я сильнее сжал кулаки, но ни слова не сказал. Даже когда Лиза повернулась, увидела меня, и со вскриком уронила тарелку.
Последний полет утки был коротким и завершился криком повара, который еще не успел отвернуться:
– Да блядь, Лиза!
Лиза не обратила на него внимания. Она смотрела только на меня, зажав рот руками, потихоньку качая головой, и пятясь на миллиметр в час.
– На два слова, – сказал я, хватая ее под локоть.
Лиза заскулила. Ее никто не услышал – на кухне шумов хватало. Я потащил ее в каморку, где работники кухни оставляли личные вещи. Лиза сопротивлялась, причем с силой. Она щипалась и билась. Наверное, укусила бы меня в конце концов. Но что мне были ее жалкие пинки? Она слабачка, хоть и хочет казаться всесильной, ну или по крайней мере бесстрашной.
Я захлопнул за нами дверь и прижал Лизу к стене. Она зажмурилась и откинула голову. Ударилась затылком, но словно этого не почувствовала – лишь сильнее сжала челюсти.
В нос ударил ее запах. Запах пота, гнилья, страха, и лютой ненависти. Это меня она ненавидит? Разве все не наоборот?
Я чуть плотнее вдавил ее плечи в стену, и приблизился так, что мое дыхание щекотало ее щеку. Сердце защемило от умопомрачительности этого зрелища. Она дрожала от одного моего присутствия и в таком виде была красивее, чем когда-либо. Раскрасневшаяся от беготни, с синяками под глазами от недосыпа, и заживающей, но еще красной раной на щеке, которую подарил ей я. Она хватала воздух губами и ее грудь вздымалась часто и быстро. Она не смотрела на меня, но мне этого и не хотелось. Чего мне хотелось, так это по одной сорвать пуговички на форменной рубашке, потом залезть рукой под нее, и сжать ее грудь, придавливая Лизу еще плотнее к стене. Я бы вдавливал пальцы, чтобы почувствовать, как быстро колотится ее сердце, словно у загнанного в угол кролика, который очень боится умереть. А потом я бы приподнял ее за бедра и трахнул так, что она еще неделю думала бы лишь о том, как я ею владею.