i-o
Шрифт:
Мы избавились от этой бочки, долив в нее цемента для весу и утопив в ближайшей реке. В нашей тусовке мы знали, как сделать так, чтобы мужчина сгорел дотла — неважно, в пламени страсти или в огне паяльной лампы. Я оставалась вместе с Мариной, пока у Эстер не кончился отходняк, — а отходняк был еще тот.
Она то выла белугой, то пыталась, матерясь, выковыривать себе вены из рук когтями. Я стояла рядом, обняв Марину сзади и положив ей ладони на лобок, но жалости к Эстер во мне не было ни капли — только мрачная радость.
Эта сука, как только поняла, что ее опоили наркотиками, сразу же вычислила, с какой целью я все это затеяла и отреагировала
Но я была отомщена.
— Мамочка! Мамочка! Ради Бога, помогите! — верещала Эстер, обращаясь то ли к нам, то ли к себе, то ли вообще непонятно к кому.
Я спокойно смотрела на то, как ее плющит в агонии, обнимая Марину, мою вторую мать, мою сестру, нежно лаская ее в такт с пульсацией крови, вытекавшей из распластанных вен Эстер.
Круче ночи в моей жизни еще не бывало.
После «смерти» Эстер уважение ко мне в нашей тусовке сильно выросло. Ее поражение обернулось каким-то боком моей победой. Я, разумеется, тут же слегка задрала нос, а тут еще коктейли из ангельской пыли и мескалина днем и ночью — так что нет ничего удивительного в том, что у меня не слишком сильно чесалось между ног. Сестры во всем потакали мне, я во всем потакала сама себе. На охоту я если и выходила, то только для того, чтобы прошвырнуться. Я даже не подыскала себе нового кумира. Но когда Марина однажды ночью прошептала мне на ухо то, что она мне прошептала, даже сквозь густой наркотический туман, окутавший мои мозги, я поняла, что мир вокруг меня обрушился от этих слов, а потом, обрушившись, приобрел четкую, жесткую определенность. Я перекатилась на бок и уставилась на Маринины губы, которые шевелились, повторяя снова и снова эти слова.
— Пусть это будет нашей тайной, — говорила она. — Нашей тайной.
Я улыбнулась, потому что я видела наше будущее, и оно сверкало, озаренное светом единственного истинного бога, который был нашей тайной. Нашей с Мариной тайной. Бога, который был неизмеримо круче всяких РеДМеТаЛов, Дариусов-Икс, ПолуПлотей — да даже круче самого Кобейна. Бога, оргазм которого своей струей вышибет мне мозги и сорвет крышку с черепа.
Полторы недели спустя ангельская пыль осела в моем организме, словно обыкновенная пыль, оседавшая на наших самодельных столах и стульях. Обыкновенная пыль, мертвые частички нашей кожи, летающие в воздухе, пыль мертвой плоти, как тот пепел, что захоронен на дне реки неподалеку отсюда. И наступила полная ясность, особенно заметная на фоне предшествовавшего помрачения.
Валяясь на матрасе и рассматривая мощные индустриальные своды цеха, избежавшие наших жалких оформительских потуг, я торжествовала в душе. Еще одно последнее усилие. Еще одна звезда в коллекцию.
Мне так хотелось трахаться, что зубы сводило.
Я восседала на троне, который девочки соорудили для меня. Как-то ночью мы откопали на свалке взаправдашний электрический стул и долго не могли налюбоваться на его обугленное дерево, пропитанное соком жареных преступников, на его покрытые ржавчиной металлические электроды. Затем мы оттащили его к себе во дворец, потому что какой же это дворец без трона? Единственная проблема состояла в том, что у нас было слишком много принцесс и каждой не терпелось пристроить на него свою точеную попку.
Мы обили жуткие боковины стула листами алюминия с голографическим звездным узором, посыпали сучковатое дерево порошком из смеси блесток и Пи-Си-Пи, задрапировали
Конечно, девочки были не в меньшем восторге, чем я, но, поскольку дело затягивалось, они начинали скучать, сгорая от желания испытать, наконец, удовольствие, которое они доставили бы не сами себе. И я их понимаю. Заставьте мясников работать малярами — они тут же завоют от тоски по куску кровавого мяса и по топору в руке. Разумеется, я затеяла это все для того, чтобы немного их отвлечь.
План выстраивался в моей голове, бомба с часовым механизмом тикала у меня в голове в быстром танцевальном ритме, тревога и паранойя накатывали и отступали огромными океанскими волнами. Куда торопиться, скажу я им. Зачем нам ебля ради ебли? Наслаждение будет неполным, если его не посмаковать. А чтобы смаковать, надо сперва тщательно разжевывать, глотать мелкими кусочками, верно?
Вы уж мне поверьте, я знаю. Я это видела. А мы тем временем хорошенько подготовимся.
Я смотрела, как они надрываются, перетаскивая с места на место мешки, наполненные баночками из-под бриолина, использованными иглами для инъекций амфетаминов, тюбиками губной помады и трехдюймовыми гвоздями для пневматических молотков, как их твердые и округлые мышцы перекатываются под кожей, словно маленькие зверьки. Они были такими шикарными посреди всей этой грязи и ржавчины. Словно ангелы, возникающие из клубов цементной пыли, работающие не покладая рук, потому что мне хотелось создать для нашего нового божества поистине величественный храм.
«Кто будет восседать на этом троне?» — гадали они.
Напряг крепчал на глазах, но я все предусмотрела. Сестры обижались на меня за то, что я постоянно гасила их восторги по поводу нового идола, говоря им, чтоб они не пускали попусту слюни, потому что ждать уже не долго, и они слушались меня во всем, даже если и недолюбливали меня из-за того, что я стала так близка с Мариной.
К концу строительства трона они стали уже такими капризными, что последний штрих я добавила сама: это была доска, прибитая перпендикулярно к изголовью так, чтобы образовывать крест. Я уложила на сиденье золотые и пурпурные подушки, а затем задрапировала отверстие между ножками куском серебристой материи.
Марина наблюдала за моими действиями из дальнего угла цеха. Видно было, что она относится ко всему этому с подозрением. Она видела, как я беседую с сестрами и как они повинуются мне — точно так же, как и ей, — просто потому, что им нравится повиноваться. Она по-прежнему спала со мной и позволяла ласкать себя, но, похоже, начинала жалеть, что поделилась со мной своею тайной. Мы были вместе и порознь: мои мысли были разделены между Мариной и той звездой, которую она обещала мне. Чтобы звезда проебла мне мозги насквозь. Проебла мозги нам обеим. Нам всем.
— Это будет президент? — интересовались девочки. — Нет, Элвис Пресли, живой и здоровый, который все это время скрывался в Юте и копил сперму, чтобы на нас на всех хватило!
— Нет, не угадали, — отвечала я им, разлегшимся у основания трона, на который я взгромоздилась прямо с ногами. Железное кольцо, к которому когда-то крепилась шапочка-электрод, висело у меня над головой, словно нимб.
— Тогда это тело Че Гевары! Нет, мумия Ленина!
Их обида обернулась обожанием за одну ночь, в течение которой я рассказывала им сказки, дразнила их Мариниными обещаниями.