И опять Пожарский 4
Шрифт:
– Господа учёные, те, кто приехал, пока меня не было, после лекции прошу пройти в мой кабинет на втором этаже, пообщаемся.
Незнакомцам перевели. Те закивали. Ну и прекрасно, начнём.
– Для начала я хочу поговорить о стандартизации всего, что мы делаем. Давайте разработаем систему стандартизации. Пример, чтобы было ясно. Делаем мы болты, и для скрепления двух определённых деталей просится болт диаметром пять с половиной миллиметром. Мы его выточили, нарезали резьбу и собрали деталь. Всё замечательно. Только деталь износилась. Нужно разобрать и заменить болт. Опять нужно будет вытачивать точно такой же, а нам ждать пока его изготовят. Это неправильно. Все болты должны быть одинаковые с шагом диаметра в два миллиметра.
Пожарский снова оглядел зал, писали все, даже медики. Им-то зачем? Попросил задавать вопросы, как раз про тангенс не задали, задали про дифференциал и интеграл. Замечательно. Вот тут Пётр и выдал им всё, что вспомнил про дифференциальное и интегральное исчисление. Его не прерывали, скрипели карандаши, чертыхались переводчики, слишком много новых терминов. Когда он закончил, в зале ещё десяток минут стояла тишина. Математики думали, а философы боялись им помешать. Пётр даже знал, кто задаст вопрос первым. Кавальери со своими неделимыми был ближе всего к анализу. Но, нет, оказывается, французский шпион Пьер Эригон тоже занимался неделимыми.
– Ваша светлость, но как вы до всего этого дошли, это ведь меняет всю математику, в вашем методе вопросов в тысячу раз больше чем ответов.
– Всё, господа, ответы будете добывать сами, и на основании этих ответов мне нужен учебник за шестой класс школы.
– Школы? Но этого не преподают ни в одном университете Европы. Даже то, что в учебнике за пятый класс является прорывом в математике. А это? – не выдержал и Кавальери.
– Мне, по большому счёту, всё равно, что изучают в Европе. Там даже доказывают, что Солнце вращается вокруг Земли, для того, чтобы в Ватикане было тепло. Учебник нужен к весне. Его ещё набирать, печатать, проверять. И просьба у меня к вам, товарищи учёные, давайте учить русский язык, много больно переводчиков в зале. Они-то ведь выучили языки, а вы что глупее, я, вроде, лучших приглашал. Всё, дорогой президент, оставляю вас, химиков забираю. С ними мы будем другое приращивать.
Император Российской империи Михаил Фёдорович Романов принимал очередных переселенцев в Вершилово в Передней палате Кремля. В Грановитой шёл ремонт. Так-то в Передней заседала Дума, но ещё Годунов в бытность свою даже не царём, а только царским шурином отменил ежедневное заседание Думы боярской и установил, что собираться бояре будут по понедельникам, средам и пятницам. С тех пор и сам Годунов поцарствовал и Дмитрий и Шуйский, да уже вот больше десяти лет царствует сам Михаил, но заведённого порядка никто не порушил, значит, все довольны, всем нравится. Ну, пусть так и будет. Сегодня был четверг и помещение пустовало. Его Михаил и выбрал для представления англичан. Да, на этот раз в Вершилово перебирались англичане. Это были первые, царь не сомневался, что теперь из этой страны тоже ручеёк потечёт в Вершилово. Всегда так с Петрушей, пока всех лучших людей из какой страны не выберет, не успокоится. Не так давно опять были французы. Целых три писателя и архитектор лучший во Франции.
Толмачил на этот раз Тимошка Хвостов. Михаил потрепал мальчика по плечу и, вспомнив пословицу, сурово проговорил:
– Бог не Тимошка – видит немножко, – перекрестился, –
Тимошка смутился, но сказал громко и отчётливо перевод. Михаил одобряюще улыбнулся сироте и приказал запускать рынд и представителей посольского приказа, а потом и англичан. Ему сказал дьяк Борисов, что переселенцев много, но оказалось, что не просто много, а «много». Десятка два, не меньше. Они долго заходили, расшаркиваясь и приседая чудно, было много женщин, даже девиц. В результате англичане разделились на две группы, одна жалась к правым лавкам, другая к левым и только один мужчина стоял посреди зала. Так и хотелось Михаилу начать с него, но он ведь был «византийцем» и царём «этих варваров», поэтому он кивнул на более многочисленную группу, что встала слева. Одеты они были гораздо беднее второй группы и более того, Михаил заметил, что одежда старая и у некоторых местами латаная.
– Спроси, кто они, – окликнул стоящего столбом Тимошку Государь.
Мальчик спросил, ему ответили, он побледнел и снова что-то спросил, потом почесал за ухом и неуверенно оглянулся на Михаила, хотел что-то сказать, но опять отвернулся к переселенцам и снова задал им вопрос, на этот раз, разговаривающий с ним мужчина в чёрном и с вычурным париком из каштановых волос, говорил долго.
– Царь батюшка, они скоморохи, – почти заикаясь, выдал Тимошка, когда терпению Михаила уже пришёл конец.
– Скоморохи?!
– Скоморохи, только они не на улицах представления дают, а в доме специальном, – чуть увереннее проговорил мальчик.
– Как у Петра Дмитриевича Пожарского в Цирке? – уточнил Государь.
– Они это здание театром кличут, а себя актёрсами, – пояснил толмачёнок.
– Понятно, – для Тимошки и своих ответил Михаил.
На самом деле ему было ничего не понятно, он пересчитал этих актёрсов, семнадцать человек. Петруша пригласил в Вершилово семнадцать скоморохов, в это просто не верилось. Не учёных, не художников, даже не писателей, скоморохов. Из Англии!
– Пусть покажут своё умение, – решил, наконец, царь.
Тимошка перевёл, актёрсы пошушукались, вперёд вышел молодой человек с небольшими усиками и совсем молоденький парнишка, он осмотрел зал и лёг на лавку, усатенький склонился над ним и начал что-то говорить. Толмачёнок пытался переводить, но актёр говорил быстро, Тимошка сбивался, краснел, заикался. Длилось это минут пять. Все эти пять минут Михаил пытался понять, зачем эти люди нужны Петру, он даже не напрягался, чтобы понять перевод. К чему. В одном Государь был уверен точно, эти люди нужны младшему Пожарскому, Пётр никогда раньше в выборе переселенцев не ошибался. Но зачем? Отец говорил ему, что в Вершилово собираются строить этот самый театр. Туда эти актёрсы и едут, играть в этом театре. Зачем? Это скучно и неинтересно. Да к тому же, сколько лет пройдёт, пока они русский выучат.
– Фёдор, – подозвал Михаил зло дьяка, когда молодые люди закончили и стали отступать к своим, кланяясь, – Выпиши им грамотку для проезда в Вершилово и письмо напиши Петруше, пусть объяснит мне тугодуму, зачем ему эти люди, и выпроводи их быстрее. Смердит от них, говорил ведь уже не раз, сначала иноземцев в баню пусть ведут, а то вшей здесь натрясут. Давай следующих представляй. Вон тех, что у правой стены.
Первым от трёх жмущихся к правой стене вышел совсем уже пожилой мужчина, почти старик, но взгляд ясный и с вызовом.
– Генри Бригс, Ваше Величество, был профессором математики в Грешем-колледже в Лондоне, затем в Оксфорде, где и работал до последнего времени, – старикан учтиво расшаркался снова.
– Есть ли книги у тебя? – поинтересовался Михаил, хоть тут понятно, математиков Пожарский сейчас по всей Европе и собирает.
– Я первым в Европе составил логарифмические таблицы, пять лет назад мною опубликованы восьмизначные справочные таблицы десятичных логарифмов, – и взгляд такой, типа «кому я объясняю», монарх варварской страны.