И оживут слова

Способина Наталья

Краем глаза я увидела, как Радим сделал шаг в сторону Борислава, но тут же его перехватил воин в красном плаще. Я с трудом узнала Улеба — таким осунувшимся и суровым он выглядел. Я сделала еще один шаг назад, прижимаясь к дровянице и понимая, что уйти уже не могу, потому что тогда мне придется пройти мимо Альгидраса, на которого сейчас все смотрели.

Альгидрас медленно наклонился и положил нож на землю. Не было в этом жесте ничего залихватского, не то, что тогда, когда он отбросил нож по просьбе Миролюба. Так же медленно он выпрямился, глядя в глаза Бориславу. Прочих он будто не замечал. Борислав резко взмахнул рукой,

и четверо воинов приблизились к Альгидрасу. Несмотря на то, что он был один и безоружен, в их движениях сквозила опаска. Словно они ожидали, что он в состоянии испепелить их взглядом. Альгидрас не шевелился и все так же не сводил взгляда с Борислава. Тут один из воинов оглянулся и неуверенно спросил:

— А как его, Борислав? Все же не просто дружинник.

Он растерянно указал взглядом на деревянные колодки, которые сжимал в руках. Мне стало нехорошо, потому что дело принимало какой-то совсем уж скверный оборот. Правда, я даже не подозревала, что дальше станет еще хуже, а Альгидрас видимо подозревал, потому что он ощутимо дернулся, когда Радим выступил вперед и хмуро произнес:

— Убери это. Он и так пойдет.

Я покосилась на Радима. Оружия при нем не было, но если дело дойдет до рукопашной, то я не была уверена, что поставила бы на воинов князя. Княжеский дружинник неуверенно опустил колодки, но Борислав жестко произнес:

— Он преступник. А для всех преступников закон един.

— Как бы не пришлось за слова ответить, Борислав, — недобро прищурился Радим. — Его вина не доказана пока.

— Будешь спорить со словом князя? — с ноткой веселья в голосе поинтересовался Борислав, оборачиваясь к Радиму всем корпусом и демонстративно еще крепче сжимая рукоять меча.

Я увидела, как Улеб сжал запястье воеводы и как Радим одним выверенным движением стряхнул захват. Вот почему он говорил уходить в дом. Не только потому, что не для моих глаз. Здесь могла начаться настоящая бойня.

— Приказ князя, — повторил Борислав.

На его губах играла легкая улыбка. Так улыбаются люди, чувствуя свою безнаказанность. А может, он радовался предстоящей драке. Разве их здесь поймешь?

— Он — побратим воеводы, Борислав, — Улеб говорил негромко, но от его голоса мороз шел по коже. — Даже князь не может приказать вести его в колодках, как раба.

— Князь может приказать все, что вздумается, — одними губами улыбнулся Борислав, а в глазах уже собиралось что-то темное, злое. — Здесь все его.

— Не в Свири, Борислав. И ты это знаешь, — с предупреждением в голосе произнес Радим.

— Измена? — прищурился Борислав.

— Уговор! — эхом откликнулся Радимир. — Ты не заберешь его отсюда в колодках. А может, вообще не заберешь, — закончил воевода.

Лязгнул меч, скользнувший из ножен воина, стоявшего позади Борислава. Тихо звякнула кольчуга на плечах ближайшего ко мне дружинника. И только тут я поняла, что они все в доспехах. Они шли на бой. Против безоружных свирцев.

— Стойте!

Голос Альгидраса прозвучал неправдоподобно звонко, совсем по-мальчишески. И, повернувшись на его окрик, я вдруг поняла, что он испуган. Или же просто сильно взволнован. Он выдохнул и, будто на что-то решившись, шагнул вперед, не обращая внимания на лязганье мечей. Почти все дружинники князя достали оружие.

Альгидрас сделал еще шаг и остановился, выставив раскрытые ладони в сторону Борислава, словно успокаивая дикого зверя.

Четверо дружинников в синем, стоявшие рядом с Альгидрасом, не спешили пустить в ход мечи — держали их нерешительно опущенными, словно разом разучились ими пользоваться. Как бы они не храбрились, а напасть на живого хванца, видно, не позволяли давние страхи. Может, это спасет Альгидраса? Это, и еще побратимство, которое совершенно очевидно погубит Радима. В этот миг я не думала ни о каких святынях.

Альгидрас четко произнес:

— Борислав, я призываю тебя в свидетели. И тебя, Улеб. И… — взгляд Альгидраса скользнул по мужчинам, мазнул по мне, даже не задержавшись, и наконец остановился на молодом воине, который еще два дня назад завороженно слушал легенды и смотрел на Альгидраса почти как на божество, — … тебя. Тебя как звать?

— Радо… Радолюб, — едва слышно выговорил тот, сглотнув. Альгидрас отрывисто кивнул и торжественно проговорил:

— Борислав, Улеб и Радолюб, призываю вас в свидетели…

— Не вздумай! — прорычал Радим, делая шаг к Альгидрасу, но тот только взмахнул рукой. И столько было в этом жесте, что Радим обреченно замер, сжав кулаки.

— Я разрываю побратимство с воеводой Свири Радимиром, связавшее нас на свирской лодье, свидетелем чего был кормчий Януш. Да будет этот след, — Альгидрас поднял повыше ладонь, которую пересекал ровный шрам, — лишь следом от ножа и ничем больше. Я выражаю свою добрую волю, о которой никогда не пожалею.

Альгидрас замолчал, тяжело переводя дыхание, а меня накрыло волной его эмоций, потому что сейчас ни о каком самоконтроле с его стороны речи не шло. Я едва не задохнулась, почувствовав его горечь и обреченную тоску. А еще ему было страшно. И мне тоже было очень страшно.

— Все так? — немного растерянно спросил Альгидрас, оглядывая дружинников.

— Все так, — негромко произнес Улеб, подходя к Радиму и беря воеводу за запястье. И в этот раз Радим не стал вырывать руку. Он тяжело шагнул назад, словно отшатываясь от Альгидраса.

— Дурья башка, — только и смог произнести он. — Ты же и дня теперь не проживешь.

И было это сказано так страшно и обреченно, что у меня перехватило горло. Улеб же добавил:

— Слышу твою волю.

— Слышу твою волю, — едва слышно прошептал Радолюб.

— Слышу твою волю. Ну вот и разрешилось все, — хлопнул в ладоши Борислав, и все вздрогнули от резкого звука.

Я с ненавистью на него посмотрела, ожидая торжества, но тот казался разочарованным, и я вдруг поняла, что он рассчитывал на стычку с Радимом. Это и была цель князя?

Молодой Радолюб шмыгнул носом. Все, казалось, находились в замешательстве, пока Борислав не прикрикнул:

— Ну, долго стоять будем? Вяжи!

Все очнулись и разом задвигались. Альгидраса схватили за плечи и грубо рванули назад. Он не сопротивлялся и, когда перед ним возник дружинник с колодками, молча вытянул руки вперед. Два воина набросили ему на руки деревянные колодки и стали связывать их грубой веревкой. Я в ужасе смотрела на то, как струганые дощечки сдавливают запястья, тревожа свежие швы, которые как раз сегодня нужно было снять. Картинка начала расплываться, и я даже не успела испугаться того, что упаду в обморок, когда поняла, что это просто слезы мешают смотреть. Я моргнула, сфокусировавшись на его сбитых костяшках, в то время как в голове стучало точно набатом: «Это все неправда! Неправда!»