И падут подле тебя тысячи
Шрифт:
В последующие несколько дней Францу надо было сделать массу дел. В течение нескольких лет он был литературным евангелистом и секретарем издательства в Австрии и Германии. Он связался с издательством в Гамбурге и президентом конференции, чтобы сообщить им, что его призвали на военную службу. Работая целыми днями, он закончил отчеты и ответил на письма, которые он откладывал, чтобы все было в порядке.
В среду утром Франц пришил пуговицы на форму и оделся, затем собрал всю семью вместе. Лотти посмотрела на него с восхищением и прошептала:
— Ах, папа,
Курт изучал пряжку на ремне: нацистский орел, вокруг которого было написано «Gott mit uns», что означало: «С нами Бог!»
— Папа, — сказал он задумчиво, — если Гитлер хочет, чтобы Бог был с нами, то не может быть, чтобы он был плохой.
— Курт, — произнес Франц, — Гитлер злой человек. Никогда не верь его словам. Оставайся верным Богу и только Богу! Иди сюда, давайте прославим Бога перед тем, как мне нужно будет уйти.
Франц прочел из псалма 90:5— 11: «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем… Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится… Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе — охранять тебя на всех путях твоих…»
Затем семья спела их любимый гимн «Всесильный Бог — наш верный страж». Встав в круг, они преклонили колени и держались за руки, пока Франц молился.
— Отче наш, — сказал он, — я призван в солдаты. Ты знаешь, что я не заинтересован в войне и не хочу воевать. Ты знаешь, что я не понимал, зачем воевать, когда сражался во время Первой мировой, даже когда я еще не был христианином. Избавь меня от этого сейчас. Пожалуйста, будь с нами, Отец, так как наши пути сейчас расходятся. Помоги мне быть верным Тебе даже в армии. Помоги мне, чтобы я никого не убил. Пожалуйста, верни меня обратно в сохранности и защищай мою семью от всех опасностей войны здесь, дома. Аминь.
Становилось поздно. Они быстро попрощались друг с другом, и Франц ушел, чувствуя уверенность в сердце, что в один прекрасный день все они снова соберутся вместе.
ГЛАВА 2
УЧЕБНЫЙ ЛАГЕРЬ
Франкфуртский центральный вокзал был похож на ярмарочный балаган. Двести солдат в новой униформе отправлялись в учебный лагерь для новобранцев в Нирштайне на берегах Рейна. Чисто выбритые, коротко постриженные, гордо стоящие в новенькой униформе, они выглядели сильными и уверенными.
Жены провожали своих мужей. Некоторые плакали, но большинство были в праздничном настроении, развевались кроваво–алые свастики и рассыпались конфетти. Группа в центре толпы пила шампанское и распевала победные песни.
Солдаты неуклюже держали букеты цветов и красиво обернутые коробки конфет, которые дарили им на прощание женщины. Молодая девушка, никогда до этого не видевшая Франца, поцеловала его в обе щеки и пожелала удачи. В конце концов поезд отправился со станции. Шум уходящего поезда потонул в оглушительном криках: «Ein Volk! Ein Reich! Ein Fuhrer! Sieg Heil! Sieg Heil!» — «Один народ, один рейх, один фюрер! Да здравствует победа! Да здравствует победа!»
Франц был потрясен. «Гитлеровская дьявольская сила захватила массы, —
Как только поезд отошел от станции, он разговорился с соседями по вагону. Он быстро подружился с Карлом Хофманом и еще двумя мужчинами.
Три часа спустя они прибыли в Нирштайн, где новые призывники должны были ожидать в казармах прибытия остальной части их батальона, в общей сложности 1 200 человек. 699–я отдельная инженерно–строительная рота была одним из самых отборных подразделений в гитлеровских войсках, управляемых из головного штаба в Берлине. Большинство военнослужащих этой роты были обучены различным ремеслам и механике.
В пятницу Франц разыскал капитана роты, которого звали Брандт. Он нашел его в комнате разговаривающим с бухгалтером и служащим. Капитан произвел на Франца хорошее впечатление.
— Герр капитан, — сказал Франц, — разрешите высказать две просьбы?
— Говорите, какие?
— Как вы знаете, господин офицер, я адвентист седьмого дня. Я поклоняюсь Богу в субботу, как учит Библия. Я хотел бы получить освобождение от дежурства в субботу. Также я не употребляю в пищу свинину и все, что приготовлено из нее. Я почтительно прошу разрешения получать замену любого продукта, содержащему свинину.
Застигнутый врасплох столь странной просьбой, капитан потерял дар речи. Стоявшие позади него бухгалтер и служащий недоумевая переглядывались друг с другом.
В конечном счете капитан Брандт пожал плечами.
— Если вы сможете решить все детали с лейтенантом, я не против.
Франц посмотрел на лейтенанта Питера Гутшалька, сердитого мужчину, который только что получил прозвище Питер Грозный.
Отдав честь лейтенанту, Франц повторил свою просьбу.
Лицо Гутшалька стало свекольно–красным.
— Ты, должно быть, сумасшедший, рядовой! — прорычал лейтенант, рассвирепев от ярости. — Это немецкая армия! Этот полк отправляется на войну, а ты хочешь выходной в субботу!
Брызжа слюной, он кричал:
— Только мне могло так повезти, чтобы на меня взвалили религиозного фанатика!
— Я только прошу разрешения, — спокойно сказал Франц, — заниматься работой с другими солдатами так, чтобы мой выходной выпадал на субботу.
Задыхаясь от ярости, лейтенант заорал:
— Убирайся вон с моих глаз! Франц собрался уходить.
— Делай, что хочешь, — продолжил офицер, — но дай мне сказать тебе вот что, Хазел. Когда начнется наступление, война не будет делать перерывов только для того, чтобы ты смог соблюдать свою субботу! К тому же если я увижу тебя отлынивающим от дежурства, я лично сделаю так, чтобы ты пожалел об этом! Запомни, я слежу за тобой!
Когда Франц вернулся в казарму, он спросил солдат, могли бы они поменяться воскресным дежурством с ним. Его новый друг, Карл Хофман, тотчас же согласился, и остальные тоже. Развлечения и танцы были по воскресеньям, и с тех пор как местные девушки восторгались мужчинами в униформе, кто знал, во что могли вылиться подобные романы?