И пала тьма
Шрифт:
— На улице было темно, — затряс головой юный рыцарь.
— Чтобы различить тон, свет необязателен, — настаивал Геррод.
Катрин понимала, что его упорство проистекает из желания уберечь ее.
— Говори прямо, Перрил. Это очень важно.
Взгляд юноши метнулся к ней, но тут же вернулся к коврам на полу.
— Он был зол. Его слова были исполнены ярости. Он даже не желал слышать о тебе. — Перрил снова поглядел на нее, на сей раз на его лице боролись боль и стыд.
Катрин глубоко вздохнула. Услышанное сильно ранило ее,
— Итак, как мы поступим? — спросил Геррод. — Поверим объяснениям нового старосты о том, что он не замешан в смерти сира Генри и своевременном исчезновении твоей предшественницы? Подчинимся его приказам?
Девушка сделала шаг в тень. Она так и не сняла рыцарский плащ и почувствовала, как всколыхнулась вплетенная в него Милость.
— Я принесла клятву. И пока мы не будем обладать убедительным доказательством двуличия Аргента, я должна действовать согласно ей.
— Вот как…
Геррод поднялся и приблизился к Катрин, которая наливала воды у бокового столика. Он тронул кнопку на нагруднике, открылся небольшой карман, откуда он достал обгоревший клочок меха горностая.
— Плащ смотрительницы Мирры. Я провел над ним опыты с различными составами. Юная Пенни сказала правду — край плаща обожгла не темная Милость, а обычное пламя.
— Значит, снова никакого доказательства преступления. — Катрин отпила воды. — Ничего, что могло бы уличить Филдса.
— Возможно. Но я обнаружил на меху следы крови. Такие крохотные, что их не заметишь без алхимической лампы.
— Но присутствие крови легко объяснить, — возразил Перрил. — Может, смотрительница поцарапалась или порезалась.
— Безусловно, сир Коррискан. Все было бы так, если бы я обнаружил человеческую кровь.
Гладкий лоб Перрила прорезала ровная складка.
— То есть кровь принадлежит животному?
Геррод отрицательно покачал головой.
Катрин забрала у мастера клочок меха. Опаленный горностаевый плащ все еще висел в ее шкафу, ожидая чудесного возвращения Мирры.
— Если кровь не принадлежит ни человеку, ни животному, то тогда…
— Кровь бога, — кивнул Геррод. — В ней безошибочно различаются остатки Милости.
— Так чья именно кровь? — тревожно шагнул вперед Перрил.
— Вот тут кроется загадка. Как у всякого уважающего себя алхимика, у меня есть репистолум — копилка, где сохраняются капли гумора всей великой сотни.
Катрин кивнула. Она бывала в лаборатории Геррода и видела его репистолум: восемь сотен крохотных хрустальных кубов, не больше ногтя, которые стояли на специальных полках вдоль стены. Каждый куб содержал каплю драгоценного гумора.
— Я проверил кровь с меха, и Милость в ней не принадлежит ни одному из богов Мириллии.
— Без сомнений, это ошибка, — нахмурился Перрил. — Если кровь не принадлежит одному из сотни… — Он внезапно понял, куда ведет продолжение фразы, и его лицо побелело.
— Тогда это кровь одного из бродячих богов окраинных земель, —
Ей с трудом удалось удержаться от желания отбросить клочок меха куда-нибудь подальше. Бродячих богов считали необузданными созданиями, живущими в безумии и раздоре. Они не связывали себя с определенным царством, а их гуморы не поддавались определениям четырех общепринятых элементов. Прикосновение к ним грозило мгновенным помешательством, а осенение их гуморами приравнивалось к самым темным Милостям.
— Опасности нет. — Геррод заметил ее отвращение и забрал из рук девушки клочок. — Милость уже давно потеряла силу, остался лишь слабый ее след.
— Но когда-то же она имела силу? — спросила Катрин. — Аргент упоминал, что смотрительница Мирра выказывала признаки слабоумия и они с сиром Генри вроде бы обсуждали это. Неужели она связалась с такой скверной?
В ответ мастер-калека высказал предположение, что смотрительница ничего не знала о подсунутой ей крови и именно та стала причиной помрачения ее разума.
— Отравлена Милостью, — с содроганием подытожил Перрил.
Катрин никак не могла заставить себя поверить в подобный ужас.
— Но по правде, я не могу с полной уверенностью сказать это, — поднял руку Геррод. — Мне необходимо продолжить изучение. Я хотел бы осмотреть весь плащ, вдруг там найдутся еще подсказки.
— Конечно. Он в моем шкафу.
Катрин подошла к двери в спальню, но стоило ей коснуться ручки, за дверью раздалась какая-то возня. Девушка рывком распахнула дверь и обнаружила там отпрянувшую Пенни. В руках служанка держала стопку постельного белья.
— Госпожа… — Торопливый поклон помог служанке удержать ее ношу.
— Пенни, что ты делаешь здесь?
Переселившись в покои смотрительницы, Катрин оставила при себе и служанку Мирры.
— Ты подслушивала?
Вопрос получился более резким, чем она желала, но Катрин сильно удивилась, ни с того ни с сего обнаружив Пенни в своей спальне. С другой стороны, та всегда появлялась ниоткуда.
— Нет, госпожа, тысячу раз нет! — Пенни с круглыми от страха глазами снова присела в поклоне. — Я как раз закончила менять белье и тут услышала, как вошли вы с мастером Роткильдом и сиром… сиром Перрилом. — Она метнула обожающий взгляд на юного рыцаря. — Госпожа Мирра не терпела, когда я мешала ей принимать гостей. Поэтому я осталась переждать в спальне.
Катрин нахмурилась от досады на свою промашку. Зная, какие подозрительные дела будут обсуждаться, нужно было сперва убедиться, что никто их не подслушивает. Но она еще не привыкла к присутствию в покоях служанки.
— Я умоляю вас всех о прощении, — опустила голову Пенни. Выбившиеся из-под кружева белого чепца кудри скрывали ее лицо.
Катрин потянулась было потрепать ее по плечу, но опустила руку.
— Тебе лучше вернуться к своим обязанностям, Пенни.
— Да, госпожа, конечно. — Еще один поклон.