И печатью скреплено. Путешествие в 907 год
Шрифт:
– Больно надо доносить, – буркнул Филоктет.
– Но он не может заподозрить меня в одном: в неучености и неглубокомысленности. Неужели пылкий юноша, который, кажется, занимается таким сложным ремеслом, как оценка лошадей, думает, что дни, прожитые ромеями, должны быть точь-в-точь похожи на самих ромеев? Неужели лошадиный хвост, который развевается сзади, когда лошадь бежит вперед, похож на саму лошадь? Нет, дни, прожитые Городом, похожи на что угодно, только не на ромеев. Они, быть может, специально прикинулись варварами, чтобы испытать нашу стойкость
Университетский старец сосредоточенно моргал, глядя себе под ноги.
– Со времени основания Города прошло более двухсот тысяч дней, – сказал он, подняв глаза. – А сколько воинов под Городом?
– Около ста тысяч, – сказал Филоктет, привыкший называть цифры с убедительностью. – Сто тысяч – сказали те, кто знает, – озабоченно прибавил он, не желая, чтобы кто-нибудь подумал, будто он, Филоктет, мог быть сегодня на морской стене города.
– Значит, сто тысяч дней еще в дороге! – сказал находчивый секретарь-монах.
– Этого нам не хватало! – Филоктет вспомнил виденное им со стены, помножил это на два – страшнее, чем две Мраморные Крысы, бегущие на тебя с двух сторон…
Опоясанный мечом лангобардец, которого славянская осада меньше других пугала, но интересовала как военный опыт, решил перевести разговор на иное:
– Неужели на этих корабликах славяне прошли через все Русское море?
– Через Румское море, и не все, а его часть, – объяснил Филоктет.
– Через Русское море, – поправил Абу Халиб, который стоял здесь же, но пока только слушал. – Если речь идет о том, что называлось Понт Эвксинский, то это море называют Русским. И у славян нет других кораблей.
– Все моря здесь – Румские, и на юг и на север, – наклонился в сторону Абу Халиба девятый вофр. – И то море, на чьи западные берега пришли они, – показал Филоктет на лангобардца, – и то море, на берегах которого фема Херсонеса, все это Румское море, а мы находимся в самом центре его, на Пропонтиде.
– Море называется по имени тех, кто живет на его северных берегах, – объяснил терпеливый Абу Халиб. – Так принято в науке. Румское море – к югу от нас, стоящих здесь, к югу от ромеев. Море Варягов – к югу от варягов. Море Мраков потому и называется Морем Мраков, что на севере его уже никто не живет, а на южных берегах живут славяне и варяги. Море же к югу от Руси – Русское море. Фема Херсонеса занимает небольшую часть северного берега.
– Но дальше, за Херсонесом, живут печенеги, – вставил университетский хранитель. – Не называть же море Печенежским!
– Печенежское море – это степь, – сказал Абу Халиб.
– Ты что же, был во всех этих землях? – спросил его лангобардец.
– Нет, но знаю их по книгам. Правда, книги можно дописывать бесконечно. Не меняется лицо земли, но меняется лицо стран. Меняются со временем и названия морей. Но пока, насколько я слышал, все так, как я назвал.
– Придется ромеям
«Говорили, что год назад славяне и ромеи поспорили на базаре Города и посекли друг друга мечами, – вспомнил Абу Халиб. – Не о названии ли моря они спорили? Или, может быть, о смысле названий?.. Далеко заходят научные споры в наше время».
«Перемирие»
К Стратимиру привели Рулава. Рассказали, как он попал в славянскую лодью.
– Прямо и не знаю, что с тобой делать, – сказал Стратимир. – Мне кое-что хочется узнать. Пожалуй, я спрошу у тебя.
– В вопросе стыда нет, – сказал Рулав.
– А ты наглый малый. Все вы, варяги, разбойники.
– Я не разбойник, ты знаешь. Я служу василевсу.
– Нашел чем хвалиться. Знаешь, у лошадей, которые дают на себе ездить, есть такое… седло. Так седло, оно тоже служит. И бывает дорогое, красивое. Но как оно знает жизнь? По тяжести седока, и только!
– На седло еще, – не очень уверенно заметил Рулав, не слишком разбиравшийся в кавалерийских делах, – на него еще голову кладут. Ночью, в походе.
– И голову оно знает только по весу, – махнул рукой Стратимир. – Ты где служишь?
– В этерии.
– Знаю эту этерию. Седло и есть, как я говорил. Только что к голове и вправду ближе.
– Если вы думаете, что я пленный, попробуйте меня взять. Если же я гость в вашем стане, зачем говорить так?
– Не торопись. Я шел сюда дольше, чем ты. Тебе что – прыгнул со стены и уже здесь. А мне от Киева! Знаешь, сколько?
– Знаю.
– Ну вот. Тебя славяне встречают как честного воина, а мне ромеи цепи перед носом повесили. Хорошо это?
– Эпарх приказал. – Рулав понял, наконец, что интересует Стратимира, и сказал, какая в этом тайна…
– Эпарх?
– Анатолий. Говорят, он приказал ночью.
– А гонца ночью во дворец не было?
– Нет.
– Хитрый у вас эпарх. И больше ты, стало быть, ничего не знаешь?.. С дерева, конечно, не так уж далеко видно, а слышно еще меньше. Ладно. Оставайся в пределах моего полка. Дальше не ходи.
– А если воины Города выйдут из ворот на вас?
– Тебя это пусть не волнует. Мы им эти ворота на уши повесим! А с тобой у нас пока перемирие. Все.
Решение корпорации константинопольских нищих в связи с осадой города
(обсуждалось ночью на улице Меси под портиком Михаила)
1. Корпорация считает город неприступным, настаивает на этом мнении и должна распространять его среди всех ромеев от последнего ремесленника до высших лиц империи.
2. Если осада будет затягиваться, корпорация должна позаботиться о скорейшем заключении мира. Для этого она будет показывать, что население города доведено до крайности (специальные эпизоды и сцены на пути следования по городу влиятельных лиц).