И плачут ангелы
Шрифт:
— Удалое ли ей избавиться от злых духов, которых она напустила на себя, выпив кровь девушки?
Сведения об эксперименте Робин с переносом малярии неизбежно исказились при пересказе, приняв налет колдовства.
— Она вовсе не пила ее кровь!
Джуба попыталась рассказать, что кровь была взята во благо народа матабеле, но объяснение вышло неубедительное: она и сама толком не понимала, что к чему. Заметив недоверие в глазах Ганданга, она прекратила бесполезные попытки и спросила про любимого первенца:
—
— В холмах, вместе с остальными молодыми мужчинами, — ответил Ганданг.
Холмы Матопо служили для матабеле убежищем в смутные времена.
— Что-то стряслось? — встревожилась Джуба.
Ганданг пожал плечами:
— Теперь неприятности случаются одна за другой.
— Что на этот раз?
— Пришли канка и передали приказ Сияющего Глаза отправить двести молодых мужчин на новую золотую шахту на юге — ту самую, которая принадлежит Хеншо.
Матабеле ненавидели предателей, служивших в полиции компании, и презрительно называли их канка, шакалы, приравнивая к пожирателям падали, поедающим остатки львиной добычи.
— Ты отказался отправить юношей на работу?
— Я сказал этим шакалам, что белые забрали у меня щит и ассегай, а также мою честь вождя, поэтому я потерял право приказывать юношам копать ямы для белых или строить дороги.
— И теперь Сияющий Глаз идет сюда?
В голосе Джубы звучала покорность. Ход игры был известен заранее: приказ, неповиновение, противостояние. Она уже видела все это и была по горло сыта мужским самолюбием и мужскими войнами, смертями, увечьями и страданиями.
— Да, — согласился Ганданг. — Не все канка предатели. Один из них сообщил, что Сияющий Глаз идет сюда во главе отряда из пятидесяти человек, поэтому все молодые мужчины ушли в холмы.
— А ты остался? Один, без оружия, ты собираешься встретить Сияющего Глаза и пятьдесят вооруженных воинов?
— Я никогда в жизни ни от кого не бегал, — невозмутимо ответил Ганданг.
Глядя на суровое привлекательное лицо и словно впервые заметив изморозь на черных волосах, Джуба задохнулась от любви к мужу и гордости за него.
— Ганданг, мой повелитель, старые времена прошли. Все изменилось. Сыновья Лобенгулы стали мальчиками на побегушках в краале Лодзи далеко на юге, у большой воды. Импи рассеяны. В наши земли пришел новый бог, добрый бог Иисус. Все изменилось, и мы тоже должны измениться.
Ганданг долго молчал, не сводя взгляда с другого берега реки, и будто не слышал слов жены. Потом он со вздохом взял щепотку красного табака из висящего на шее оленьего рога. Чихнув, вождь протер глаза и посмотрел на Джубу:
— Ты — часть меня. Твой первенец — мой сын. Если я не доверяю тебе, как я могу доверять самому себе? Поэтому я скажу тебе, что старые времена еще вернутся.
— Как это, господин мой? — удивилась Джуба. — Что за странные вещи ты говоришь?
— Так сказала Умлимо. Ей было видение.
— Умлимо? Но ведь это она послала импи под огонь пулеметов на берегах Шангани и Бембези, — с горечью прошептала Джуба. — Умлимо проповедует войну, смерть и мор. Теперь пришел новый бог — Иисус, бог мира.
— Мира? — В голосе Ганданга тоже звучала горечь. — Если он проповедует мир, то белые не очень-то прислушиваются к своему богу. Спроси зулусов, какой мир они нашли в Улунди, спроси призрак Лобенгулы о мире, принесенном в Матабелелевд.
Джуба промолчала, смиренно склонив голову: в этом она тоже не совсем понимала объяснения Номусы.
Убедившись, что жена не собирается спорить, Ганданг продолжил:
— Пророчество Умлимо состоит из трех частей — и одна уже сбылась. Полуденное солнце потемнело от крыльев саранчи, листья деревьев облетели весной. Это уже случилось, и нам пора точить лезвия ассегаев.
— Но белые сломали ассегаи!
— В холмах родилась новая сталь… — Ганданг невольно понизил голос до шепота. — Горны кузнецов розви пылают день и ночь, расплавленное железо течет рекой, словно воды Замбези.
Джуба в изумлении уставилась на мужа:
— Кто это сделал?
— Твой сын Базо.
— Пулевые раны все еще не зажили на его теле.
— Тем не менее он — вождь из рода Кумало, — с гордостью прошептал Ганданг. — Настоящий мужчина.
— Один-единственный мужчина! — возразила Джуба. — А где же боевые отряды?
— Импи тайно собираются в укромных местах и снова учатся тому, что еще не успели забыть.
— Ганданг, мой повелитель, мое сердце вновь разрывается, слезы набухают в глазах, как грозовые тучи летом. Неужели не избежать новой войны?
— Ты — дочь матабеле, чистокровная занзи с юга. Отец твоего отца последовал за Мзиликази, твой отец проливал кровь за Мзиликази, а твой сын — за Лобенгулу, отчего же ты задаешь такой вопрос?
Джуба молчала: если в глазах Ганданга горит огонь, спорить бесполезно. Когда снисходит безумие битвы, места для рассудка не остается.
— Джуба, моя Маленькая Голубка, как только пророчество Умлимо войдет в силу, для тебя тоже найдется работа.
— Что именно мне нужно сделать, мой господин?
— Женщины должны будут отнести лезвия ассегаев, завернув их в одеяла и связки травы, туда, где ждут импи.
— Да, мой господин, — бесстрастно ответила Джуба и опустила глаза под жестким горящим взглядом мужа.
— Белые люди и канка не заподозрят женщин и позволят им свободно передвигаться по дорогам, — продолжал Ганданг. — Теперь, когда жены короля погибли или разбежались, ты — мать народа. Ты соберешь молодых женщин, научишь их, что делать, и проследишь, чтобы они передали сталь в руки воинов в тот момент, который предвидела Умлимо, — во время, когда крест поглотит безрогий скот.