И поднял его за волосы ангел
Шрифт:
Я прочитал пару сонетов, а потом решил пройтись по набережной от нечего делать. Хотел посмотреть, как пришвартовывается прогулочный катер с музыкой и курортниками.
Катера долго не было, и я стоял на причале и смотрел в море. Стало прохладнее. Было приятно чувствовать, как ветер забирается под рубашку и холодит тело. Я смотрел в море и думал, сохранились в парке у Летнего театра статуи музыкантов или нет. Раньше там стояли бюсты Мусоргского, Бетховена и всех остальных великих композиторов, и осенью на них падали листья магнолии – пожелтевшие и тяжелые. Когда такой лист стукался о каменный бюст, то можно было даже расслышать звук удара. Если, конечно, вокруг тихо.
Они стоят на постаментах,
Море темнело на глазах. Пару раз мне казалось, что вижу катер, идущий к причалу, но каждый раз я ошибался.
Быки и женщины. Я понял, что забыл отдать Филиппу тетрадку с его записями, которую он просил меня привезти, и теперь таскаюсь с ней, как дурак. Она лежала у меня в кармане, и от этого мои белые брюки казались какими-то перекошенными, как у подростка, который набил карман всякой дрянью и теперь счастлив.
Я достал тетрадку из кармана и сел на скамейку возле билетной кассы. Я не хотел ее читать, да и что там читать, я уже выучил наизусть все, что там было написано, но делать-то все равно было нечего, и я просто крутил ее в руках, потому что она была будто живая и теплая от тех слов, что в ней были.
Над павильоном с окошечком, через которое выдавали билеты на прогулочные рейсы, светил фонарь. Филипп писал зеленой ручкой, но буквы в холодном искусственном свете казались черными. Я не очень понимал, отчего это он быков и женщин объединил в одном абзаце. Я несколько раз пытался понять, и мне иногда казалось, что я ловлю смысл, но как только начинал его ухватывать, он сразу куда-то исчезал.
Прилетела чайка и уселась на ограждение. Меня она совсем не боялась. Сидела и смотрела на меня. В детстве я мечтал, чтобы у меня была своя птица, но потом понял, что птицы должны жить на воле. А тогда мне очень хотелось поймать птичку и подержать в руках. Сидела и слегка балансировала в ветерке. А потом снялась и полетела в сторону порта.
Я часто забываю про детство, а иногда живу в нем, как будто никуда оттуда не уходил. А иногда даже не могу вспомнить, кто же я такой теперь. Серьезно. Смешно, конечно, но это так. Наверное, это ощущение хорошо бы пояснить. Таким, что ли, примером:
Как-то меня угостили травкой в одной компании. Ну, не то, чтоб я ее попробовал в первый раз – я уже один раз курил, и мне даже немного понравилось, что все, кто покурил, смеются, и что мне самому было все время смешно. Но в этот раз я ехал в трамвае домой и все время забывал, куда еду. И поэтому было неуютно и тревожно, хотя мне нравилось в трамвае – я был там один, и сиденье было теплое. Но я ехал, смотрел на снег за окном, витрины магазинов и все пытался вспомнить, куда я еду. И как только вспоминал, что домой, и расслаблялся, так тут же забывал снова. И опять начинал гадать, куда же я еду. В общем, бестолковая была поездка, нервная какая-то – все знаешь, а что именно, не можешь вспомнить…
Думаю, что мы и в жизни ощущаем себя так же, как я в том трамвае – вроде бы мы должны все знать и даже чувствуем, что все про себя знаем, но только никак не можем вспомнить, что именно. А когда вспоминаем, то тут же забываем. Удивительно, что когда я домой доехал, мать ничего не заподозрила. То есть снаружи все было как обычно, и хоть я и был не в себе, но этого никто не заметил.
В том-то
Я думаю, это потому, что если не в себе не ты один, а все сразу, то тогда ты среди них вроде бы как нормальный, такой же, как и остальные, что ли. Но, наверное, иногда каждый из нас догадывается, хотя бы ненадолго, что мы все сумасшедшие, но быстро забывает, потому что все время помнить об этом невозможно, как это было со мной в том трамвае.
Прогулочный катер так и не пришел. Не знаю, куда он подевался. Вообще-то я про него даже забыл. А сейчас мне стало немного жалко, что он так и не пришел. Но я как-то заметил, что когда ожидания не сбываются, то в этом есть и какая-то сильная свежесть и даже чистота, что ли, и она почти всегда сильнее того, чего ты ожидал.
Над причалом зажгли фонари, они отражались внизу, дробясь на черной воде, и выглядело это довольно-таки красиво, даже эффектно. Как будто внизу под ногами загорелась стая заморских рыб. Честно говоря, я не люблю эффектов, но иногда получается так, что они возникают в нужное время и в нужном месте.
4
На следующий день позвонил Филипп и пригласил меня в кафе на Платановой аллее. Я давно донимал его вопросами по поводу тетрадки, в которой он писал про чудовищ и монстров. Конечно, там были не только монстры и чудовища, но, видимо, он готовил какую-то статью и делал выписки, в основном, про быков, путешествия Камоэнса в Гоа и еще про дерущихся и плачущих женщин. Я и тут ему напомнил про тетрадку. Попросил рассказать про быков и женщин. Он пообещал, что расскажет, хоть и сморщился при этом, как будто надкусил по ошибке кислое яблоко. В общем, в три часа дня я отправился в кафе в надежде, что разговор пойдет о быках и плачущих женщинах, и так оно и оказалось, правда Филипп предупредил, что у нас всего час времени, потому что через час сюда придет его девушка.
Но Авдотья, так ее звали, пришла не через час, а как только мы уселись за столик. Однако то, как она пришла, и, вообще, ее появление – это начало новой истории и поэтому сначала доскажу про тетрадку.
Когда я пришел, Филипп сидел за столом, изучая меню. Он был в голубой рубашке и шортах. За окном тянулись автомобили, музыка из них бухала так, что дрожали стекла заведения. Меня всегда удивляло, как они там, внутри, выдерживают такую музыку, это же все равно, что колотить себя по голове сковородкой. Я тогда еще зачем-то подумал, ну, попробуй, прочитай им эти записи из дневника Филиппа – что они поймут? Ничего не поймут, поверьте мне. У этих бедолаг вся голова отбита. Там ничего целого уже не осталось. Когда их встречаешь, например, в гостях, видно, что у них глаза, ни на чем не могут остановиться и все время бегают туда-сюда, словно он еще не вполне очухался от своей душегубки и думает по инерции про все то, про что он думал под эту адскую музыку, а теперь, когда она кончилась, не знает, что ему делать и куда себя деть. И тогда он лезет за смартфоном и начинает в нем копаться все с тем же бессмысленным видом. Знаю я их, сто раз видел. Сам таким чуть не стал.
В общем, я достал тетрадку, где было написано про количество ударов пульса у лошади в минуту и для сравнения те же параметры для быка.
Там была вот такая запись: Бык (температура – пульс – дыхание) – 37,5–39 // 50–60 // 15–20 //. Лошадь: 37,5–38,7 // 24–44 // 8–16.
У быка и пульс, и дыхание намного выше, чем у лошади. Видимо, чтобы полтонны бычьей массы двигать, с ее помощью нападать и бегать – кислороду пережигается намного больше, чем у лошади. Поэтому сердце у быка гонит кровь быстрее. Поэтому можно сказать, что бык – спринтер, а лошадь – стайер.