И придет большой дождь…
Шрифт:
— Трус, вот ты кто! — выговаривал ему француз. — И за что я тебя держу? — Он обернулся к своим спутникам и развел руками: — На день раз пять собираюсь уволить. — Жак улыбался, но так, чтобы Дарамола не видел его улыбки. Голос его оставался строгим и резким: — Бабник, врун, хвастун! Вы послушайте только его. Один раз мы были с ним в соседней стране, бывшей французской колонии. Так он уверяет своих приятелей, что был в Париже! А теперь выясняется, что он еще и трус!
Видимо, подобные тирады Жак произносил каждый день, и Дарамола
— А если попытаться объехать?
— Объехать?
Жак на секунду задумался. Потом вдруг спросил Дарамолу:
— Я что-то не помню… Там, где строят шоколадную фабрику, там ведь должны проложить дорогу… для грузовиков, а?
— Разве это дорога!
Дарамоле явно не хотелось покидать асфальт.
— Ладно, поехали!
Жак сам сел за руль. Рядом, что-то ворча себе под нос, уселся недовольный Дарамола.
Жак круто развернул машину и помчался назад, провожаемый удивленными взглядами отдыхающих шоферов. Даже старуха, продающая вино, подняла голову.
— Эй! Там дороги нет! — донеслось сзади.
Дарамола обиженно фыркнул. Но Жак не обращал на него внимания. Они проехали с полмили назад, затем Жак свернул прямо в кустарник, на просеку, по которой вились накатанные колеи тяжелых машин.
Стараясь, чтобы колеса не соскользнули с колеи и машина не села на брюхо, Жак упрямо ехал вперед.
Проехали маленький ручеек.
— Хорошо, что сейчас не сезон дождей, — пробормотал Жак, — а то как бы не угодить в болото.
Просека тянулась еще с полмили. Затем вдруг кусты кончились, и машина выскочила прямо на узкую и грязную деревенскую улочку. Из-под колес с кудахтаньем разбегались куры. Тощие дворняжки обрадовались развлечению и с лаем кинулись за машиной.
Деревушка была маленькой, прямо за ней начиналась строительная площадка: открытые котлованы, груды цементных блоков, сараи…
— Это место я знаю. Выберемся. Мы уже почти рядом с моим домом!
Через полчаса они сидели в прохладной комнате, где тихо урчал кондишен. Войтович блаженно морщил облезший красный носик и протирал грязным платком свое профессорское пенсне.
— Хорошо проехались! — кряхтел он, распрямляя затекшие ноги.
— Надо бы позвонить в посольство, — подумал вслух Петр. — Что живы-здоровы.
— Мыться будете?
Жак принес из спальни полотенца.
— Не мешало бы.
Петр посмотрел на телефон, стоящий прямо на полу.
— Да ладно, дома уж… Позвонить можно?
— Если работает! А я пока быстренько сполоснусь. Уж тогда и вас отвезу.
Петр набрал номер посольства. Трубку взял дежурный,
Алексей, тот самый практикант, что познакомил Петра с Жаком. Он обрадовался.
— Приехали! Вот здорово! А мы тут за вас беспокоились. Посол несколько раз спрашивал. Глаголев места себе не находит! Им, говорит, там хорошо: убьют, с них взятки гладки. А мне потом отвечай.
Петр
— Мы сейчас приедем, — сказал Петр.
— Если только пробьетесь сквозь толпы, — ответил Алексей. — Тут, в городе, прямо карнавал!
Пока Петр разговаривал с посольством, Жак зашел к себе в кабинет и появился оттуда с пачкой писем.
— Ого! — подмигнул ему Войтович. — Сразу видно — деловой человек!
— Так, всякая ерунда…
Жак весело перебирал конверты, бросая их один за другим на кресло.
— Счета… Заказы… От знакомой…
Он запнулся, резким движением вскрыл маленький голубой конвертик.
— Неприятность?
Войтович сочувственно покачал головой.
— Нет, — Жак натянуто улыбнулся. — Хотя, пожалуй, да. Я, кажется, опоздал… на свидание. Стюардесса из «Сабены». Впрочем… — Он взглянул на часы: — …может быть, еще успеем. Я только переоденусь.
Он поспешно бросился в спальню.
— А душ? — засмеялся Войтович. — Или ты хочешь принести с собой всю пыль Севера? Спокойнее, стоит ли так суетиться всего лишь из-за одной стюардессы «Сабены»?
— Не стоит, — в тон ему ответил Жак.
Он решительно сунул конвертик в карман и пошел в ванную.
Странен был Луис в этот солнечный воскресный день. На каждом углу стояли вооруженные полицейские, расстегнув сумки, из которых торчали гранаты.
То и дело проносились военные «джипы», набитые солдатами. Иногда медленно проходил броневик: солдаты сидели на его броне, свесив ноги.
Жак пристроился за медленно идущим «джипом», на котором была установлена базука. «Джип» еле тянулся.
Петр и Анджей жадно смотрели по сторонам. Им обоим хотелось понять, как же луисцы восприняли случившееся?
Там, на Севере, в Каруне, на улицах царил страх. Страх сковывал людей, их лица делались каменными, безучастными. Жизнь замерла, оборвалась вместе с жизнью премьера, рухнула, как рухнул белый купол его дворца.
Там, в Каруне, харматан затянул синее небо серой пеленой, солнце еле пробивалось сквозь тучи мельчайшей пыли. Здесь, в Луисе, ярко сияло солнце, гремела музыка. Стоило «джипу» или броневику остановиться, как его сейчас же окружала ликующая толпа. Десятки рук протягивали колебасы с вином, бутылки пива, сигареты…
Солдаты старались останавливаться поближе к какому-нибудь бару. И сейчас же его завсегдатаи выскакивали на улицу, каждый считал сегодня за честь «угостить армию».
— Дорогу армии! — орали хмельные доброхоты, завлекая не слишком отказывающихся солдат в бар.
— Дорогу армии! — вторил им бармен, добавляя сверх заказанного для солдат пива еще несколько бутылок «от себя».
Жители Луиса от души радовались: радовались перемене власти, как радуются обитатели душной комнаты, в которую вдруг ворвался свежий и чистый воздух. Что будет потом — это их пока не интересовало.