И придет ночь
Шрифт:
– Сильную руку. Шрамы. И какую-то татуировку. – Тинкер нагнулся поближе. – Никогда такой не видал.
Люк грустно усмехнулся:
– И неудивительно. Такого не увидишь на норфолкской ярмарке. – Затем голос его стал жестче. – Это особое клеймо. Его ставят лишь при алжирском дворе. Только личным телохранителям хозяина дозволяется носить такое клеймо. – Пальцы его сжались в кулак. – Для того чтобы удостоиться этой высокой чести, нужно убить человека. – Слова «высокой чести» он с презрением процедил сквозь зубы.
– Господи Боже мой!
– Да, не многим сыщикам с Боу-стрит довелось побывать к востоку от Гибралтара, – горько заметил Люк.
– Но как же... кто...
Люк, потупившись, любовался Силвер. Выражение его глаз нельзя было прочитать за опущенными ресницами.
– Сегодня вы от меня больше ничего не услышите, Джеймс Тинкер, – тихо произнес он. – Мне пора. Скоро рассвет. Днем знаменитым разбойникам опасно показываться. – Он рассмеялся, не отводя глаз от прядки каштановых волос, упавших ему на запястье. Потом лицо его стало серьезно. – Куда ее можно положить?
– Отнесите Силвер в ее комнату.
Люк недоуменно взглянул на слугу:
– Вы настолько мне доверяете?
– Да уж, доверяю. Я вам сразу поверил, еще до того как понял, что вы Деламер.
Сердце Люка захолонуло.
– Думаю, она не поблагодарит меня, когда проснется в спальне. И вам тоже спасибо не скажет, – вполне серьезно добавил он.
Тинкер в ответ лишь улыбнулся:
– Может статься. Но женщины всегда так: говорят одно, а думают совсем другое.
Люк на это ничего не ответил. Когда он нес спящую девушку в спальню, слова Тинкера не давали ему покоя.
Он положил Силвер на кровать в ее комнате, залитой лунным светом. Она все еще обнимала его рукой за шею, словно никак не хотела отпускать.
Люку пришлось осторожно, один за другим, расцепить ее пальцы.
Потом он еще долго стоял, не в силах отвести глаз от ее бледного лица, от рассыпавшихся по подушке волос, которые при этом свете казались почти бордовыми, цвета бургундского вина.
Такая красивая. И отважная. Юная.
Нет, им не быть вместе. Ее спутником станет какое-нибудь невинное существо, кому не довелось испытать жизненных тягот. Кто-нибудь надежный, мирок которого состоит из незатейливых развлечений вроде игры в пикет и охоты да выездов в сезонную резиденцию на Беркли-сквер.
Словом, такой человек, каким был Люк всего пять лет назад.
Никогда он больше не станет прежним беззаботным юнцом.
Наконец он вышел из спальни Силвер. Лицо его было непроницаемо.
Тинкер встретил его внимательным взглядом. Он слегка приподнял одну седую, кустистую бровь.
– Осторожнее сегодня на дороге, разбойник.
Люк пожал плечами, аккуратно поправил маску.
– Осмотрительность у разбойников не в цене. Но я постараюсь – ради Силвер. – Он окинул взглядом аккуратно разбитые клумбы. – Вы сказали, что доверяете мне. Так вот, вам тоже осторожность не помешает, Джеймс Тинкер.
Луна уже села, когда он надвинул шляпу и скрылся в благоухающей лавандой ночи.
А где-то очень далеко, в чудесном доме, выходившем фасадом на Беркли-сквер, Индия Деламер сидела в кровати и с тоской вглядывалась в темноту. Она недавно возвратилась со своего первого бала, на котором получила предложение руки и сердца от какого-то захудалого графа, которое ну никак нельзя было принять. Сейчас этой юной особе полагалось бы излучать счастье и радоваться жизни.
Но она грустила.
На ее глаза наворачивались слезы.
По ночной улице проехал наемный экипаж, процокала копытами лошадь. Побрел домой усталый факельщик, освещавший прохожим темные улицы.
В дверь кто-то легонько постучал. Девушка вздрогнула.
– Войдите.
На пороге показалась царственного вида пожилая леди, убеленная сединами.
– Что, все не спишь, девочка моя? Мечтаешь о женихах?
– Нет, бабушка. Дело совсем не в этом. Меня беспокоит Люк.
Услышав это имя, герцогиня Крэнфорд напряглась.
– Люк? Он же пропал без вести, Индия. Я уже устала тебе это повторять.
– Но... но ведь может такое быть, что произошла ошибка? Мне все кажется, что однажды он вернется, безмятежно улыбаясь и помахивая серебряной тросточкой, как бывало раньше. – В голосе ее прозвучала грусть.
– Едва ли, дорогая. Твой брат умер. И тебе пора наконец с этим смириться.
Рыжеволосая красавица подалась вперед и обхватила руками колени. Слезка, скатившаяся у нее по щеке, блеснула в мерцании свечи, что держала графиня.
– Но я не могу его забыть, бабушка. Я пыталась, но иногда я почти физически ощущаю, что он жив. Это очень странно. Между нами всегда существовала какая-то духовная связь. Когда мы еще были детьми, в Суоллоу-Хилле, я знала, когда Люк упал со своего пони, а он почувствовал, когда я свалилась со старого вяза. Нам почему-то было известно, что с другим произошла беда. А теперь... – Руки ее дрожали, словно указывая на что-то вполне реальное, но невидимое. – Он жив, бабушка. Не спрашивай, откуда я это знаю, я просто чувствую. И над ним нависла смертельная опасность. – Глаза ее наполнились слезами.
Она схватила бабушку за руку и прикусила до боли губу.
– Где он? Где же ты, Люк?!
Медленно, одна за другой, гасли звезды. Наступал рассвет.
Небо над фермой Лэвиндер-Клоуз сначала стало цвета морской волны, затем светло-серым. Наконец восточный край горизонта прорезали первые лучи восходящего солнца.
Они хлынули на верхушки вязов, дубов и боярышника, осветили сонные ручьи, маленькую зеленую долину.
Но все еще было окутано плотным белым туманом. Он заглушал шелест ветра и щебетание птиц, скрывал от взгляда темную, плодородную почву. Словно ничто не двигалось. Существовала только эта клубящаяся дымка, и ничего кроме.