И придет волчица…
Шрифт:
– Мне жаль…
– А мне нет. Он все равно бросил бы нас рано или поздно, эльфы не умеют любить никого, кроме самих себя.
– А твоя мать, она жива?
– Понятия не имею. Я не виделся с ней с тех пор, как приехал в империю. Наверное, и до сих пор живет в своем поселке. Какая разница? Она ничего не дала мне, и всего, что я имею, я добился сам.
– А чего ты добился? – Я лежала на ковре цвета крови, а его ладонь, сделавшаяся вдруг горячей и влажной, сползла с шеи на грудь, и пальцы теребили сейчас завязки платья.
Хотелось скинуть
– Многого! – воскликнул некромант, воодушевленный принятой на свой счет улыбкой. – Никто не верил, что я поднимусь выше второй ступени. Говорили, что мне никогда не получить тиз’зар! Но я получил его. Смотри, ты же хотела.
Я осторожно поднялась и села, как бы невзначай отодвинувшись подальше от убийцы, и он положил на пол между нами нож из черного камня.
– Смотри, но не прикасайся. Иначе он убьет тебя. Он многих уже убил…
– Красивый.
– Да. Это было трудно, но он принял мою кровь. Теперь он мой.
– Принял кровь? – переспросила я рассеянно.
Отполированный клинок завораживал, рука мимо воли тянулась к нему, и, казалось, он сам вот-вот прыгнет в ладонь…
– Да. – Гират поднял нож и осторожно провел линию на своей ладони. – Он пьет кровь своего хозяина. Он пьет и чужую кровь, но только кровью хозяина будет сыт. Вот так.
Камень впитал кровь как губка, но, думаю, тиз’зар не был сыт – ему мало было той скудной на силу жидкости, что текла в жилах его владельца. Он хотел большего.
Я отвернулась в сторону, и Сана Всемилостивая одарила меня ободряющим взглядом.
– Хватит рассказов. – Гират встал на ноги и заткнул нож за пояс. – Мы и так потеряли много времени.
Схватив за руку, он рывком поднял меня с пола:
– Ты со мной?
Нет, тварь, туда, куда ты отправишься, мне пока еще рано.
– Да.
Он улыбнулся счастливой улыбкой, такой знакомой и такой чужой на этом незнакомом лице, что та половинка сердца, что еще билась в моей груди, отозвалась глухой болью.
– Я знал… Ты моя…
Его рубашка, к которой я прижалась щекой, когда он притянул меня к себе, пахла терпкими травами, а касающиеся моего лба губы были сухими и горячими.
– Моя. Никому тебя не отдам…
Аурэли Лучезарная, дарующая любовь, тянула ко мне руку, но ладонь ее была пуста. Это только обман, и нужно стряхнуть с себя наваждение и перестать слышать голос прошлого, нашептывающий мне слова, не сказанные, когда еще было время все исправить. Но на мгновение этот сон становится для меня явью, и этот миг, всего лишь один миг, я счастлива…
– Я хочу, чтобы ты всегда была со мной. Хочу, чтобы ты стала моей женой.
Это тоже не его желания, и даже странно, что он не осознает этого. Но пусть говорит. Пусть. Ведь никто больше не скажет.
– Ты согласна?
– Да. –
Смех, в котором смешались безумие и радость, разорвал остатки иллюзий. Сон растаял, оставив меня один на один с маньяком, помешавшимся еще задолго до того, когда чужая память коснулась его.
– Ты моя, – произнес он, сжимая до боли мое плечо. – Ты сказала это в храме, перед богами.
По спине прошел мерзкий холодок.
– Осталась сущая ерунда.
Он, должно быть, не часто бывал здесь и поначалу ошибся, подтащив меня сразу к изображению Омсты, перепутав Неизбежную с ее сестрой. Выругался и, не обращая внимания на то, что я отчаянно упираюсь, потянул меня мимо портрета Мигула к нужному гобелену.
– Она согласна, Лучезарная, – сообщил он растерянно улыбающейся богине. – И я согласен. А еще я нашел этот хоров путь в городской храм, и нас задерживает лишь маленькая формальность… Не сочти за труд, Пресветлая…
Я тихо вскрикнула, когда каменный нож рассек мою ладонь, и попыталась отдернуть руку, но мужчина быстрым росчерком нанес себе такой же порез и, убрав тиз’зар за пояс, накрыл своей рукой мою.
– Вот и все. Теперь ты моя. Навсегда.
Нет, не навсегда. Всего лишь до тех пор, пока смерть не разлучит нас.
– Идем. – Его перстень вновь засветился.
Может, он и не нашел никакого пути, и нас перебросит в другую башню или даже во двор, но мне не хотелось проверять. Все. Игры кончены. Древние боги получили свой спектакль и теперь ожидают финала. А богов гневить не стоит.
К тому же я не выдержу, если мое замужество затянется еще хоть на минуту.
– Постой!
Мужчина успел отстраниться, и мои пальцы, почти достигшие цели, поймали пустоту.
– Что? – спросил он подозрительно, перехватывая мою руку.
«Действительно, что?» – усмехнулся лукавый бог случая за его спиной.
Ну, ладно, всемогущие! Наслаждайтесь зрелищем!
– Поцелуй меня…
На секунду мне показалось, что его рассудок сумел избавиться от гнета чужих воспоминаний – так пристально и недоверчиво взглянули на меня черные глаза. Но охочие до развлечений боги и здесь меня не оставили. Губы, жадные и жаркие, коснулись моих, сжимавшие запястье пальцы разжались, позволяя окровавленной ладони лечь на его плечо. И пока его руки гладили мои волосы и скользили вниз по спине, моя рука, оставляя алую полосу на белой рубахе, так же опускалась навстречу изголодавшемуся по крови каменному ножу.
Никогда тиз’зар мастера смерти не примет чужака – так говорят, так пишут во всех книгах. Но еще говорят и пишут, что этот нож живой и наделен разумом. А разумный нож может сам решить, кому быть его хозяином…
«Решай», – сказала я, прижимая пульсирующий порез к каменной рукояти.
А потом, когда выбор оружия стал очевиден, я напомнила ему, что у него не может быть двух владельцев одновременно.
– Идем. – Маг с неохотой разжал объятия. – У нас еще будет время…
– Твое время вышло.