И проиграли бой

Стейнбек Джон Эрнст

— До тебя в первую голову доберемся. Верно, приятель? — Он многозначительно посмотрел на Джима.

— Ты, давай, лучше за работу берись. А то ни шиша не заработаешь.

— Я на четвертой яблоне, — показал отходя парень.

— И что сегодня такое? — посетовал учетчик. — Никому слова не скажи — огрызаются.

— Ветер холодный, замерзли. Да, из-за ветра все. Мерзнут люди, оттого и злые.

Учетчик бегло взглянул на него и язвительно спросил:

— И ты тоже злой?

— И я.

— И что

ж это за ветры такие? Что они несут?

— То есть, как — «что несут»?

— Сам прекрасно знаешь, о чем я.

Джим легонько постукивал ведром о колено. Мимо проехал грузовик, окутав его пылью.

— Ты, поди, из-за своего блокнотика ничего кругом и не видишь. А полистай-ка его повнимательнее, может, и поймешь, что к чему.

— Вот я и чую. Смуту затеваете, а? Ее нам ветром принесло?

— Ветром только пыль несет, — заметил Джим.

— Знаешь, Нолан, я такой «пыли» уже насмотрелся.

— Тогда ты лучше меня все знаешь, — и Джим пошел прочь.

— Подожди, Нолан! — Джим остановился, повернулся к учетчику. — Ты, Нолан, парень хороший, работаешь исправно. Так что же готовится?

— Не понимаю. Не понимаю, о чем речь.

— Смотри, в черный список занесу.

Джим решительно шагнул вперед.

— Заноси! И подавись своим черным списком крикнул он. — Я тебе ничего не говорил. Мальчишка тебе надерзил, вот ты и вообразил невесть что.

Учетчику стало неловко, он отвел взгляд.

— Да я так, пошутил малость. Знаешь, Нолан, а на северном краю вроде учетчик требуется. По-моему, ты по дойдешь. Завтра бы и заступил. Там платят получше.

Глаза у Джима потемнели от гнева, но он сдержался, даже усмехнулся и подошел к учетчику.

— А что от меня надо? — вкрадчиво спросил он.

— Ловчить, Нолан, не буду. Что-то неладное у нас творится. Управляющий попросил меня выяснить, что да как. Ты разузнай все как есть, а я за тебя словечко за молвлю, чтоб тебя учетчиком назначили. Все-таки пятьдесят центов в час.

Джим, казалось, раздумывал.

— Да не знаю я ничего, — протянул он. — Конечно, я б мог кое-что разузнать, если мне от этого выгода будет. 1

— Пять долларов тебя устроят?

— Еще бы!

— Ну, вот и ладно. Ты тут походи, присмотрись. А я буду тебе ведра засчитывать, так что в убытке не останешься. Смотри, может, что важное и разнюхаешь.

— А вдруг ты меня ребятам продашь? Я тебе расскажу что-нибудь, а они узнают. Живьем меня съедят.

— Об этом, Нолан, не беспокойся. Если управляющий тебя на службу возьмет, в обиду не даст. Соберут урожай, глядишь, тебя на постоянную работу определят, механиком при насосе или куда еще.

Джим призадумался.

— Обещать ничего не берусь. Присматриваться, конечно, буду, узнаю что — расскажу.

— Ну и молодец. Получишь за это пятерку да и место хорошее.

— Пойду

поговорю с тем задиристым, — сказал Джим, — по-моему, он что-то знает. — И пошел к указанному дереву. Парень как раз спускался с полным ведром.

— Ага, пришел. Сейчас ведро отнесу и вернусь.

Джим взобрался по лестнице на яблоню, уселся на толстую ветку. Ветер донес грохот сортировочного конвейера и запах свежего сока невдалеке был пресс. Издалека долетело шипенье и пыхтенье маневрового паровоза.

Парень ловко, по-обезьяньи вскарабкался на дерево и сурово бросил:

— Как до дела дойдет, возьму камень побольше да угощу эту сволочь!

Джим попробовал подход Мака.

— Такого славного парня? За что ж это? И когда это — «как до дела дойдет»?

Парень присел рядом.

— А ты не слышал, что ли?

— О чем?

— А не донесешь?

— Не донесу.

Парень выкрикнул:

— Мы забастовку затеваем, вот что!

— Забастовку? У нас же отличная работа! Чего бастовать-то?

— Так нас во всем надувают! В бараках полно вшей, хозяйский бакалейщик дерет пять процентов. И нам же еще плату урезают! Если сейчас им спустить, на хлопке они нас еще крепче прижмут! И там обдерут как липку! А ты будто сам не понимаешь!

— Говоришь складно, — согласился Джим, — ну, а кроме тебя, кто бастовать будет?

Парень недобро прищурился.

— Больно много знать хочешь.

— Не очень. Но кое-что выяснить надо, а ты не говоришь.

— Ничего я тебе и не скажу. Нельзя пока. Придет время — узнаешь. Мы людей хотим объединить. Уже все готово, скоро мы такую заваруху устроим! Сегодня кое кто из нас на совещание соберется, а потом мы и остальных обо всем оповестим.

— А кто главный-то?

— Не скажу. А то все прахом пойти может.

— Ладно, не хочешь — не говори.

— Я бы сказал, да только обещал никому ни слова. Придет время — узнаешь. Ты ведь с нами выйдешь?

— Как сказать! Я ж не знаю ничего, как мне с вами выходить.

— Ну, смотри, кто нас заложит — тех не пощадим. Прямо тебе говорю.

— Мне жизнь дороже. — Джим повесил ведро на сук и не спеша принялся наполнять. — А к вам на совещание нельзя попасть?

— Никак нельзя. Там только верхушка соберется.

— Это ты — верхушка?

— Не последняя спица в колеснице.

— Ну и кто же еще в этой верхушке?

Парень подозрительно уставился на Джима.

— Не много ли знать хочешь. Все. Больше ни слова. Сдается мне, что ты — подсадная утка.

Джим наполнил ведро, опустил на землю.

— А что, ребята все свои дела прямо на деревьях и обсуждают?

— Еще чего! Где ты все утро-то пробыл?

— Здесь. Работал. На хлеб себе зарабатывал. И работа эта мне по душе.

Парень злобно сверкнул глазами.