И Промысл Божий не обижает никого
Шрифт:
Почему вся её жизнь – как черновик? Почему не удалось ей реализовать ни доброту свою, ни отзывчивость? Характер слабый? Так ведь если человек слабый, то он не может стать сильным… В чём её вина? Почему она так несчастна?
Я молчала. Что я могла ответить? Потом пробормотала утешающе:
– Инна, ну вот она в тебе свою доброту реализовала, вырастила тебя… И ты её любишь. Ведь любишь? Ну вот… И потом: кому много дано, с того много и спросится, а кому мало дано, с того мало… Господь видит все обстоятельства жизни
Утром Надежда вышла к нам задумчивой и серьёзной. Она медленно сказала:
– Доченька, маслом я, недостойная, помазалась и поясок посмела на себя одеть. И вот лежу я утром на кровати, а мне так отчётливо – голос не голос, мысль не мысль, не могу сказать, только, знаешь, доченька, а я ведь, похоже, некрещеная…
– Как это некрещеная, мам?! Никогда ты об этом не упоминала! А прошлый раз я приезжала, ты болела, так мы к тебе батюшку звали! Вспомни! Ты ведь соборовалась! Как ты могла вдруг вспомнить, что некрещеная?!
– Не сердись, доченька… А как одела я поясок и помазалась маслицем, так у меня всё в голове и прояснилось. Так прояснилось хорошо, понимаешь? Я до этого и не замечала, что в голове у меня как будто туман… А вот когда прояснилось, тогда и поняла… И знаешь, так вдруг ясно всё вспомнила! Детство, маму… Я когда родилась в сорок третьем, у нас в округе ни одного храма открытого не было. А потом я заболела сильно, а мимо деревни шёл старичок какой-то. Я вот сейчас вспомнила, как мама говорила, будто он пошептал надо мной что-то. Так ведь пошептал – это не окрестил?! И мне так ясно представилось, доченька, что некрещёная я.
– Ну, мам, вот это да! Вот это ты нас озадачила!
Стали мы с Инной думать, что делать. Позвонили в Оптину пустынь наставнику своему духовному; игумен А. – братский духовник, молитвенник. Спросили у батюшки, как поступить. Батюшка ответил, что помолится и на следующий день даст ответ. И действительно на следующий день отец А. твёрдо сказал, что крестить нужно маму.
Повели мы Надежду в храм, храм совсем рядом с домом, но она еле-еле дошла. Совсем занедужила… Священник вышел, глянул на неё и говорит:
– Помню я вашу маму, я ж её соборовал! Чего это вы удумали?! Как некрещеная?! Ну не знаю…
И к Надежде строго:
– Почему вы хотите креститься?
А Надежда вдруг кланяется ему в ноги и просит:
– Батюшка милый, окрести меня Христа ради!
Священник смягчился. Подумал ещё. Потом спрашивает:
– Веруешь ли в Пресвятую Троицу? Что такое Троица?
Мы с Инной испугались: что бабушка ответит? Всю жизнь пила, что там она может про Пресвятую Троицу сказать-то? А наша бабушка голос возвысила и твёрдо отвечает:
– Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой! Верую во Единого Бога Отца Вседержителя… – и начинает твёрдо Символ веры читать.
Тут и батюшка говорит:
– Мы
Привели мы Надежду домой, а ей совсем плохо, мы с Инной боялись даже, что не дождётся она субботы, решили, если что, священника на такси привезти. Но ничего, дожила она до субботы и даже своими ногами в храм пришла, правда, кое-как, с нашей, с двух сторон, поддержкой.
Началось крещение, вот уже и в купель пора, а священник воду потрогал и расстроился: забыли алтарники воду-то подогреть в купели. Слышу, Инна маме шепчет:
– Мам, я в святом источнике в январе купалась, а тут вода всё равно комнатной температуры. Ты уж полностью окунись, ладно?
Смотрю, Надежда головой кивает, согласна, дескать.
Завели мы её в купель, батюшка её окунул трижды, а потом она чуть оступилась, а он решил, что бабушка сознание теряет. Испугался и подхватил её крепко. И мы с Инной подхватили. А она улыбается и говорит:
– Ничего, ничего, это я просто оступилась немножко.
А у батюшки, когда он её подхватывал, в руке ковш был. Он и забыл про него. А тут мы Надежду выводим из купели, а она так радостно и говорит:
– Ах, счастье-то какое! А и хорошо же вы, батюшка, меня ковшиком-то приложили! Это мне как раз по грехам моим подходит! Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
Мы все трое оборачиваемся, смотрим на нашу бабушку, а у неё на лбу прямо на наших глазах шишка такая здоровая растёт, и даже кожа рассечена немного ковшом тяжёлым. Священник аж за сердце схватился: сначала вода оказалась холодной, потом крещаемую по лбу приложил…
– Матушка, простите меня, я же вас ковшиком ударил!
– Батюшка дорогой, мне по моим грехам ещё больше причитается!
Вот так и окрестили мы нашу Надежду… Вышла она из купели, оделась, пошли мы из храма, слышим, за свечным ящиком старушка ворчит:
– Везёт же некоторым! В конце жизни окрестятся – все грехи им предшествующей жизни простятся, и чистенькими к Богу идут!
Инна с Надеждой улыбнулись только. Вышли мы на улицу, идём домой, уже к дому подходим, как поняли: а бабушка-то наша своим ходом идёт, без поддержки, да как идёт – чуть не вперёд нас летит!
Назавтра ещё раз сходили мы в храм: батюшка благословил Надежде причаститься. И снова она шла без поддержки, так, как будто выздоровела полностью.
Мы с Инной уезжали на следующий день, и Надежда напекла нам пирогов с картошкой. Она провожала нас на вокзале, долго махала рукой. А я смотрела на её помолодевшее лицо, ставшие ясными глаза и думала: «Да, Промысл Божий не обижает никого!»
Старица схимонахиня Мария (Стецкая)