И с привкусом любви на губах
Шрифт:
– Дурак. Я ухожу! – вскакиваю я обратно.
– Ален, Аленушка, ну пожалуйста, не сердись! – молит меня Джонни, - Тебе там неудобно. Помнишь, я говорил, что мечтаю заботиться о тебе? Вот что я делаю сейчас.
– Джонни, мне не нужны твои подачки, спокойно посижу в экономе, благо недалеко лететь. И твоя забота мне не нужна!
– Ну тогда… - Джонни запинается, и краснеет. – Понимаешь, я очень летать боюсь. И ремень безопасности мой неисправен – показывает он на выдранную с корнем бечевочку. Сам небось и оторвал. Не думаю, чтобы в салоне бизнес-класса не заметили бы подобную неисправность.
– Пересядь на
– Ален, - подается Джонни вновь ко мне. – Можно попросить тебя об одной вещи?
Смотрю на него в упор. Что же ты задумал Джонни?
– Подержи меня за руку во время взлета. Пожалуйста!
Смотрю на него как на идиота. Он прикалывается? Что за дешевые подкаты в стиле пятиклассников?! Больше ему ни за что подержать е надо?!
– Джонни, у меня папа в тяжелом состоянии, зачем ты решил лететь со мной? Мне не до тебя, слышишь? И за ручки сейчас держаться ну совсем не время!
Злая, я закидываю рюкзачок себе за плечо. Самолет разгоняется настолько быстро, что меня шатает из стороны в сторону.
– Ален, сядь, сейчас упадешь! – перекрикивает Джонни, гул самолета.
А потом он прикрывает глаза. Я замечаю, что краснота с его кожи-то спала. Теперь она приобрела бледный, нежно-зеленый оттенок. На лбу выступают бисеринки пота. Похоже, сейчас Джонни не дурачится. Реально боится летать…
Плюхаюсь обратно. Стремительно застегиваю ремень безопасности. Джонни откидывается назад и часто глотает. Видно, что ему плохо. Рука, вцепившаяся в подлокотник кресла, побелела от напряжения.
Накрываю его руку своей. Она кажется детской по сравнению с его медвежьей лапой. Джонни открывает глаза и тут же морщится. Его рука выбирается из-под моей, чтобы сжать ее, переплести наши пальцы. Он вцепляется в нее так, будто висит на крыше небоскреба, и моя ладонь – единственный шанс на спасение. Такое не сыграет ни один актер.
Мы переживаем бешенную скорость разгона и отрыв самолета от земли. Как бы я ни была обиженна на Джонни, но сейчас я хочу поддержать его. Никогда бы не подумала, что он так боится летать. Вот почему, год назад он прибыл в наш городок на своем автомобиле. Воздух – не для него.
Самолет набирает высоту, стабилизируется. Джонни приоткрывает глаза.
– Спасибо! Ты, правда мне помогла. Позволишь? – смотрит он мне в глаза.
Руку мою не выпускает. Подносит к губам, целует мои пальцы.
– Ну и зачем ты летишь в мой город?
– Хочу быть рядом с тобой. Ален, я не трону. Клянусь тебе. Ни одного прикосновения без твоего разрешения!
– Джонни, ты понимаешь, что мне нужно время? Мне нужно побыть одной!
– Я знаю, малышка. Вот только присмотрю, чтобы дома тебя нормально приняли. Чтобы сестра и отец не обидели. Сестра твоя та еще стерва… я говорил с ней по телефону. Я присмотрю за тобой и отойду в сторону. Клянусь!
Глава 71
На поминках Джонни не выпускает моей руки. Как взял мою ладонь на кладбище, когда мои ноги подкосились, так и не отпускает до сих пор. Папа умер не приходя в сознание, когда я была в воздухе. Врачи ничего не смогли поделать.
И хотя он никогда не любил меня, старался лишь выдать замуж повыгоднее, но все равно он – мой отец. И я чувствую боль от его утраты!
Маша, моя сестра встретила меня более чем прохладно. Пыталась стыдить и наезжать, но Джонни быстро поставил ее на место. Сестра
Много людей. Нескончаемый поток. Много цветов и красивых пафосных слов. Отец Амирана тоже тут. Хотел было подойти ко мне, но, завидев племянника самого Македова рядом, так и не решился. А поговорить ему явно хотелось. Зыркал на меня своими страшными глазами – небось запугать хотел, чтобы я заявление на Амирана забрала, ну или подкупил бы… А я в который раз про себя благодарю Джонни, что поехал со мной, не оставил наедине со всеми этими проблемами.
Во всей этой сутолоке, я не замечаю, как в зале становится тише. Голоса смолкают один за другим, и все взгляды устремляются в одну точку. Македов! Александр! Собственной персоной! Приехал почтить память моего отца! У меня уже нет сил на эмоции. Ноги подкашиваются, и Джонни в который раз поддерживает меня.
Македов оглядывает меня с ног до головы. Я вся в черном. Зплаканная. В платке. Уж точно не предмет для похоти и вожделения сейчас. Поэтому смотрю на него бесстрашно.
Но Македов устремляется к моей сестре в первую очередь. Уводит ее к укромному столику, скрытому от посторонних взглядов. Он сознательно проигнорировал нас с Джонни! Интересно, какие у него дела с Марией?!
– Интересно, что ему здесь надо? – озвучивает мои мысли Джонни.
Мы негромко общаемся со все прибывающими друзьями отца. Проходит минут пятнадцать, прежде чем Македов снова появляется в поле нашего зрения. Маша, кстати тоже. Вид у нее более чем довольный. И это весьма загадочно.
– Ален, можно тебя? – Македов не принимает Джонни в расчёт.
Осторожно высвобождаю свою руку из плена Джонни. Иду вслед за Македовым.
– Слушаю вас.
– Наверно, говорить о том, что я тебе соболезную, зная всю подноготную ваших с отцом отношений, будет, по крайней мере лицемерно.
Молчу. Не смотрю ему в глаза. С одной стороны он прав. Но с другой, я не желала смерти папе! Никогда!
– Ты свободна. – тихо продолжает Македов.
– В каком смысле? – не понимаю я.
– Во всех! Отец больше никогда не будет принуждать тебя к бракам, к которым ты не готова. Я не буду принуждать тебя к рождению наследника.
А, то есть мог бы, не будь Джонни, и влезь папа очередные долги…
– Мы с моей девушкой ждем ребенка. – Македов серьезен как никогда.
Вот это новости! Значит, он нашел-таки себе ту единственную, которая…
– Давно это произошло?
Македов усмехается.
– Достаточно. Иначе я не отпустил бы тебя к Джонни!
А? Что? Вот почему он так легко уступил меня, свою невесту, за которую заплатил отцу немалые деньги по сути чужому мужчине! Потому что уже в это время знал, что другая девушка ждет от него ребенка! Ай, да Македов! Я удивлена, но с другой стороны, он наверно понял, что со мной – дохлый номер, я морозилась от него, не шла на сближение, а в это время другая девушка, более шустрая и целеустремленная захомутала выгодного жениха! Что ж, могу только за них порадоваться, если у них все по обоюдному согласию!