Кафе «Palette». Сквозь запотевшее стеклоДождь все идет на Rue de Seine.Смывая все, что было и прошло,Смывая пыль с парижских стен.И, в ожидании вина, подумал я:Неплохо бы уснуть одетым,На гвоздь не вешая плаща.И не проснуться никогда с рассветом.Рефреном повторяясь без конца, дождь шел,Постукивая нервно.Подумал попросить вина еще —Мне хочется забыться непременно.Кафе «Де Марко». Дождевые
слезыТеперь уж на Садовой – как дождю не лень?Курю. Сквозь дым я, не меняя позы,Смотрю, как моет дождь московский день —Постукивает терпеливо-нервно.Я попросить у бармена готовЕще вина. А в пальцах дрожь. Наверное,Мне не хватает перемены мест и городов.
«Ещё совсем темно…»
Ещё совсем темно,Сижу на прежнем месте,Кафе Palette на улице Callo,Сидим с дождем мы вместе.Перед глазами rue de SeineПод желтыми огнями,Я в окружении мокрых стен,Что спят за фонарями.Вокруг не видно ни души,Плетеных стульев вереницы,Сырой асфальт с бутылочкой Виши,Забытой кем-то. Мне не спится.Так по утрам я коротаю время,Я тихо наблюдаю за дождемИ думаю, какое, к черту, бремя,С которым мы рассвета ждем.Конечно, он когда-нибудь придет,Погаснут фонари, проснутся стены,Я не надеюсь, что мой страх пройдетИ не наступят в моей жизни перемены.
«Я ясно помню пыльный коридор…»
Я ясно помню пыльный коридорПод лампочкой, горящей в полнакала,И деда Мячина курящим Беломор,Себя на сундуке, как-будто время встало.Дед вспоминал те берега, где землю рыл,А в коридоре тишина дремала.Что в памяти искал, он находилНа карте пачки Беломорканала.Я ясно помню пыльный коридорИ где-то за стеной Шульженко голос,Дед желтым пальцем, согнутым в укор,Выглаживал из пепла серебристый конус.Я помню день, когда его не стало,Я нес в слезах искусственный венок,Ваганьково под белым покрываломИ в горле застревал заснеженный комок.
«Качаться в поезде – приятная затея…»
Качаться в поезде – приятная затея.Пейзаж в окне, и слышен стук колес.Спать хочется, зевая и балдея,Я что-то бормочу себе под нос.И мысли скачут про мою беду,Про грусть, которая необъяснима.Я будто бы не еду, а бреду.Пейзаж в окне плывет, как прежде, мимо.В дороге мысли путаются легче,Возможно, стук колес мешает их держать.И хочется глотнуть чего-нибудь покрепче,И, растянувшись на диване, крепко спать.Экклезиаста вспомнить, засыпая,Слова его про жизнь и суету.«Согласен», – говорю себе, зевая,И постепенно погружаюсь в немоту.
«Я помню вальс, что на Манчжурских сопках…»
Я помню вальс, что на Манчжурских сопках,И Витьку, он под него чечетку отбивал.Его сестру, которую я с нежностью и робкоВ те детские накрашенные губы целовал,Касаясь детскими руками, как слепые,В те вечера, когда играли в докторов,Желая разглядеть, те, впрочем, небольшие,И признаки, и разницы полов.Прошли года. Я часто города меняю,Но с грустью вспоминаю, где б я ни бывал,Как я ее, за плечи обнимая,В уже
недетские накрашенные губы целовал.И почему теперь, я сам не понимаю,Что в каждой женщине, которую люблю,И словно в детстве в докторов играю,Я в них его сестру невольно узнаю.
«Весь этот год казался мне паршивым…»
Весь этот год казался мне паршивым,Но в чем его вина, сам не пойму.Кому-то он покажется счастливым,Но вот вопрос, смотря кому.В окне с деревьев падает листва.Их ветер-вор сдувает слишком быстро,Считая наготу прекрасней воровства.Так думаю и я, и речка Истра.Она течет себе, не глядя на меня.Я ж созерцаю обнаженье,Оно обворожительно на склоне дня,Смотрю на осень голую и грустную с рожденья.Она укрыться снегом хочет торопливо,Стесняясь зря прекрасной наготы,Не понимая, как она красива.Кто видел бы ее, открыли б рты.Хотя зима уже не за горами,И речка Истра превратится в лед,И будут ели с новогодними шарами,И может быть наступит Новый год.
«Во сне все кажется чужим…»
Во сне все кажется чужим.Во сне все кажется белее.Как будто над землей паришь,Или ты просто тонешь в клее,Но чаще без сознанья недвижим.Вокруг тебя все угорели,А ты как будто невредим,И мир вокруг, как в акварели.Повсюду кажется туман.Ты также неподвижен.Перед тобой подъёмный кран,Ты вдруг летишь все выше, выше,Хотя боишься высоты,Она тебя всегда пугает.Во сне в снегу растут цветыИ люди не идут – шагают.Ты смотришь, затаив дыханье.По-прежнему испытываешь ужасИ постепенно, потеряв сознанье,Ты просыпаешься.
«Ее я встретил с чувством удивленья…»
Ее я встретил с чувством удивленьяИ, глядя ей в глаза, я про себя забыл,Подумав, это сон, как наважденье,Или я просто очарован был.Она была, как ангел с серыми глазами,Не знал я даже, с чем ее сравнить,Наверно, с ветром или голосами,Которые нельзя никак забыть.Она была нежна, как дуновенье ветра,Как шепот, еле слышный в тишине,И мне казались счастливы те утра,Когда она во сне звонила мне.
«Давай, мой милый друг…»
Давай, мой милый друг,Подумай, что нам не хватает,Возможно, вспомнишь вдруг.И словно снег растает,И станет вдруг спокойно на душе,Нахлынут вдруг воспоминанья.Они возникнут вдруг, как в мираже,И привлекут наше внимание.Сам зал Зарядья непростойИ тоже требует вниманья.И, в то же время, не отстой,Но время есть для пониманья.
«Дни медленно текут в унынии…»
Дни медленно текут в унынии,Но мне как будто все равно.Смотрю в окно. Покрыто инеем,Похоже на хрусталь оно.В стекле возможно разглядетьУзор из тонких белых кружевИ тюль напоминает сеть.А чуть подальше что-то в луже,Она покрыта коркой льда,Как будто зеркало вспотело.Так и не вспомнил, где, когдаКого-то мне любить хотелось.