И смешно и грустно
Шрифт:
Алик, ожидая брата на пешеходном над железной дорогой, недалеко от КПП, уже в который раз с интересом разглядывал эти непонятные «бочки» атомных станций. Далекие новенькие девятиэтажки высовывались из зелени, придавая городу некий лоск ультрасовременности. «Интересно, наверное, в этом закрытом городе, раз даже брат мой захотел там остаться», — завистливо подумал Берцоев. Родители Ризвана считали самым умным, прочили ему большое будущее. Зато его братья были другого мнения — считали самым хитрым, если он был в чем-то виноват, умудрялся всегда вину переложить
…Берцоев-старший выслушал довольного брата, спросил:
— Значит, в субботу все закончится… а как пацана передадим?
— Никак…
— Не понял? — удивленно вскинул глаза на брата Алик.
— Я им диктую сейчас условия, а они уже, похоже, на все согласны. Как только деньги передадут, ты его уберешь, или там в землянке оставишь. Неужели не понимаешь — не нужен он нам. Он же вас видел. С тех пор, как отец согласился на таких условиях передать деньги, пацан уже сегодня практически не нужен.
Алик еще раз пристально посмотрел на брата и неуверенно произнес:
— Хорошо… пусть так… но ты же говорил, что такой статьи нет и бояться нечего?
— Я уже точно не уверен, у нас мужик-бульдозерист работает, сидел по молодости, любит говорить: «Был бы человек, а статья найдется». Лучше перестраховаться.
Алик покачал головой.
— Мне Иван тоже как-то такое сказал.
Поговорив еще полчаса на своем родном языке, братья по крови и разуму начали прощаться.
— Адэкюэль! Жди меня в субботу, — Ризван пожал брату руку и пошел в сторону города.
Впервые Иван поехал навещать пленника один. Андрей вылез, вяло поел и полез обратно в люк.
— Ты чего это? — удивился Сорокин.
— Спать хочу, — ответил мальчишка и начал завертываться одеялом.
— Ты случайно не заболел? — обеспокоился Иван.
Андрей ничего не ответил, он уже засыпал. Иван почесал затылок, постоял над открытым люком.
— Скоро Алик приедет, скажет всё, и, наверное, домой уже на днях отпустим, — обнадежил Сорокин и, постояв еще минуту, закрыл крышку.
Вечером, после того как Алик приехал, Иван сообщил о состоянии Андрея, но тот отмахнулся и сказал:
— В субботу уже деньги передадут.
— Как делить-то рассчитываешь?
— Как? Нам по пятнадцать, тебе десять, ты же мне должен.
Иван усмехнулся.
— Ладно, пусть десять.
Призрак Дальнего Востока стал приобретать зримые очертания и, мечтая о морском бризе, Иван пошел домой. Дома завалился на койку, задремал и так бы спал до утра.
Удар оконной рамы разбудил Сорокина, раскрыв глаза, заметил, что уже поздний вечер, почти ночь, а на улице вот-вот начнется гроза. «Давно что-то дождя не было», — подумал он, закрывая щеколду, и лег обратно.
Вспышка молнии и вслед за ней мощный удар грома, что-то озарили в мозгах Ивана. Забарабанили по стеклу крупные капли, обещая хороший долгожданный ливень. В душе похолодело…
Перебежав по улице через четыре
— Алик! Открой дверь, это я — Иван! — пытаясь перекричать шум ливня, крикнул сосед.
— Какого черта?! Напугал…, — ругаясь и матерясь, Алик открыл дверь.
— Ливень-то какой! — с глазами, полными тревоги, испуганно пробормотал Иван.
— И что?
— Зальет же землянку и пацана вместе с ней… — Иван нервничал все сильней и сильней, — Грех ведь? Не могу спать спокойно.
Алик стал сердито выталкивать Ивана за дверь.
— Вали отсюда, нам без разницы уже — будет он живой или нет, тебе же сказали — послезавтра деньги передадут. Может и не зальет, завтра утром съездим. Ходишь по ночам…
… Андрей слышал, как в трубе громыхала гроза, молнии освещавшие весь лес и небо немного проникали через щели заваленной ветками дверцы люка. Михаил протянул:
— Да… громыхает…
— А я любил смотреть на грозу в окно, на молнии, когда они ниточками растекаются по небу, а потом громыхать начинает. У меня сестренка, когда маленькая совсем была, боялась их, а я нет! — стуча зубами, бормотал, не раскрывая глаз, Андрей.
Андрей заулыбался, вспоминая, как маленькая Ленка прячется под одеялом или бежит спать к родителям.
— Зальет тебя здесь… — грустно сказал Михаил, — А родители так ничего и не узнают…
Воспоминания и бред прервал маленький ручеек воды, полившийся на лоб откуда-то сверху. Открыл глаза, но ничего не было видно. На ощупь, кое-как, удалось в землянке найти место, где вода не доставала его. Но и на это место скоро полил новый ручеек. Андрей, судя по звуку и частым вспышкам, понял, что гроза еще только разгоралась. Ручейков стало больше…
— Я не хочу так… — заплакал мальчишка. — Миша, что делать?
Михаил молчал. Очень яркая молния снова чуть-чуть осветила землянку, показав Андрею — в землянке никого нет. Андрея охватил панический ужас. Приподнявшись и упершись спиной потолок, почувствовал, что воды уже по щиколотку. Мысленно подсчитывал, сколько эта гроза еще может продлиться, ведь приедут только послезавтра. Послезавтра — это целая вечность и даже если его не зальет, то все равно простоять в воде он столько времени не сможет…
…Иван, вернувшись домой, прошел на кухню и начал молиться на висящие в углу образа, на которые всегда крестилась его бабка Нина. «Что же я стою? Ведь случись, что с пацаном, ведь гнида буду последняя», — с горечью размышлял Сорокин. Вышел на веранду, ливень, не прекращая, лил сплошной стеной.
— Быстрей, быстрей, — вслух умолял он дождь скорей закончиться…
…Андрей, упершись спиной в люк и чуть приподнявшись, сделал, наверное, уже тысячную попытку открыть люк, но, как всегда, бесполезную. Ноги, не удержавшись на мокрой земле, соскользнули и он упал в воду. Поднялся и ухватился рукой за трубу и от отчаяния начал ее расшатывать. Страх стать утопленником придавал силы.