И смешно и грустно
Шрифт:
…Летнее утро уже начало заглядывать в гостиничный номер, где Наталья лежала на плече у Олега.
— Знаешь, после всего, что у нас сегодня с тобой было, я не знаю, как буду жить дальше, но мужу я расскажу…
— Расскажешь… обязательно… но дело в том, что я сюда не ради этой ночи приехал. Натуль, я хочу тебя забрать к себе насовсем, я тоже не знаю, как потом буду жить без тебя, — прижимаясь к ее щеке губами, говорил Олег…
…Олег, ожидая, когда она соберется, подошел к висящей на стене гостиничного номера картине. Он не знал, как она называется — на ней возле пламени свечи
— Ты о чем думаешь? — спросила подошедшая Наталья и уткнулась носом в его плечо.
— Да вот, смотрю на картину, и кажется, что бабочка — это ты, а свеча — я.
Наташа, поглядев внимательно на картину, прижалась чуть сильней, когда теперь уже совсем близкий человек крепко обнял ее за плечи.
— А у меня другое ощущение, и смысл другой вижу, — улыбнулась Наташка, — Если мы решили, что теперь будем вместе, значит бабочка — это ты и я, как два крыла одного целого.
— Ну а свеча тогда что? — не отрываясь от картины, Олег положил свою голову на ее макушку.
— Вот недогадливый… это же — любовь… а от нее свет и тепло…
Фантазер
Деревня Медное. Никто из жителей уже и не помнил, почему ее так назвали. Хотя какая разница, какое у нее название, если по большему счету они названиями и отличаются. А поля засеянные кукурузой, да пшеницей были такими же, как и везде. Да наверно и жители подобных деревень ничем не отличались от других. Колесовы Вера и ее муж Семён, были в какой-то мере обычными деревенскими жителями. Двое детей, крепкое хозяйство, работа в совхозе. Но почему не совсем? Ну, потому что наверно Семён мало пил, много работал, из-за чего в деревне снискал презрительное прозвище «кулака». Его новенькая белая «Волга» была как бельмо в глазу у всех. А ему было наплевать на всех. Для него было главным — дети. Дети, учившиеся в городе, давно выросли и приезжали к родителям только на каникулы. Когда наступал сентябрь, Семён и Вера оставались одни, распродавали свой урожай, да переживали, чтобы дети там в городе не голодали и ни в чем не нуждались.
Хотя мне кажется — все это к рассказу и не имеет отношения, но, как говорится, если люди хорошие, то почему бы про них и не рассказать.
В этот вечер Семён и Вера, покончив со своим «кулацким» хозяйством и отужинав, сидели в комнате. Глава семьи смотрел телевизор, а жена Вера, достала кипу журналов, привезенных дочерью из города. По словам дочки — «гламурные». Что это означает Вера так толком и не поняла, но они ей очень нравились. Особенно те, где можно потереть об страницу и узнать запах рекламируемых там духов.
Разглядывая журнал за журналом, натолкнулась на статью, которую украшал красивый небритый брюнет в шикарном костюме-тройке. «Нашего алкаша-завхоза, который вечно пьет и по неделям не бреется, так наверно одеть, все равно не будет выглядеть как этот красавчик» — подумала она.
«Всё что бы вы хотели знать о
«Да что я могу не знать про своего Сёму? Двадцать лет живем, каждую родинку на его теле помню…» — и, бросив взгляд на мужа, стала читать….
— Семён! Представляешь, что тут пишут? Оказывается, мужчины думают о сексе девяносто процентов всего времени. Ты, поди, тоже думаешь все время?
Семён оторвал взгляд от телевизора, посмотрел на жену и уклончиво произнес:
— Ну в процентах я не считал, но думаю… иногда…
Вера покачала головой и опять погрузилась в чтении статьи. Через минуту сказала:
— Мне кажется, это городские о нём всё время думают. Заняться им нечем, вот и думают об этом постоянно. А мы в деревне от зари до зари работаем, не до этого.
— Ну почему? Как-то и во время работы можно об этом подумать, — ответил Семён.
Вера подозрительно взглянула на мужа и перелистнула страницу журнала.
— Семён! Отвлекись на секунду. Вот опять пишут тут — «… часто во время секса у мужчин могут присутствовать сексуальные фантазии, причем фантазии могут быть самые разнообразные: это может быть и актриса, и секретарша, или стюардесса…». Скажи мне — у тебя тоже есть сексуальные фантазии?
Вера заметила как, у глядевшего на неё мужа взгляд, будто расфокусировался на несколько секунд. В этот момент, он словно не видя ее лица, смотрел сквозь неё.
— Сёма… так кто твоя сексуальная фантазия? Актриса какая-нибудь? — игривым тоном продолжала интересоваться жена.
— Нин… — задумчиво произнес Семён и тут же осекся. Сразу понял, что ляпнул что-то лишнее. Глаза приняли осмысленное выражение, и он густо покраснел.
— Что ты сейчас сказал?! — подскочила Вера. — Какая Нина?! Соболева Нинка?
— Нет, не Соболева, — Семён полностью растерялся, краснея все больше и больше.
— Я тебя два десятка лет знаю — ты не умеешь врать. У нас в деревне Нинок, кроме Соболевой, нет больше. А ну-ка смотри мне в глаза! — Вера подошла и подняла голову Семёна за подбородок.
Семён уже не знал куда деваться, то косил глаза в сторону, то бурчал что пошутил, то, что представлял только один раз.
— Какой же ты гад, Сеня! — на глазах Веры появились слезы. — Я значит под ним выгибаюсь всяко разно, а он думает — под ним Нинка!
— Верочка, ты не так всё поняла, не знаю, как объяснить тебе, но это совсем не то, что ты думаешь. У меня с ней ничего никогда не было, — изворачивался Семён, не зная, как вылезти из щекотливой ситуации.
— Да что тут понимать! — выкрикнула Вера, хотела шлепнуть его журналом по лицу, но передумала и, бросив его на стол, пошла в комнату дочери.
Семён подскочил, попытался ее удержать, но она вырвала руку и крикнула:
— Даже и не прикасайся ко мне! Я с тобой больше никогда в одну постель не лягу!
Семёну в эту ночь пришлось спать одному. Да и не спалось совсем, несколько раз пытался подойти к кровати, но Вера всякий раз прогоняла его:
— Пошел вон! Иди к своей Нинке, представлять ее тогда не надо будет!
— Не изменял я тебе с Нинкой, клянусь тебе! — жалобно оправдывался несчастный муж, но Вера оставалась непреклонной.