И снятся белые снега…
Шрифт:
На газовой плите варился обед. Соня на одной руке держала Леночку, другой рукой заправляла старым салом борщ, прикручивала огонь, мыла в кружке перловую крупу. Леночка дрыгала ножками и ревела во весь голос.
— Все, все… Уже все готово! — говорила Соня. — Ну, пойдем в комнату… Где тут наш зайчик?.. Вот он, зайчик…
Леночка швырнула игрушку на пол, снова засучила ножками.
Соня посадила ее на диван, в сердцах сказала:
— Ну, чего ты хочешь, Леночка? Сил моих нету!
Леночка вдруг притихла, уставилась на Соню
В квартире был ералаш, на столе стояла неубранная посуда. Соня стала быстренько прибирать на столе.
В коридоре хлопнула дверь, послышался голос Дуси:
— Ой, что у нас творится!
— Да вот же… — развела руками Соня.
— Ничего, успеется с приборкой. Леночка спит?
— Уснула.
— Ну, Сонечка, беда! Говорила с управдомом — ни на какой козе к нему не подъехать, — затараторила Дуся и, идя на кухню, продолжала: — Я и так к нему, я и сяк, даже слезу пустила. «Сирота она круглая, говорю, куда ж ей деваться?» А он свое гнет: «Нельзя к Петровым, незаконно!» Ах ты, думаю, черт носатый! Сунь я тебе пачку десяток, ты б у меня по-другому запел! Но ты не горюй, пропишемся! — засмеялась она, наливая себе чай. — Подай, Сонечка, масло. Перекушу — и бегом.
— А масла нету, мы с Леночкой съели. И молока купить надо.
— Все двести граммов? — удивилась Дуся.
— А там двести было?.. Такой кусочек…
— Да ты что, сестричка, так нельзя, — сказала Дуся. — Мы двести граммов на два дня берем. В городе все так живут экономно.
— Правда, — сказала Соня. — Дорого все у вас. Пять рублей в магазин отнесла — ничего не купила.
— Вот-вот, — подтвердила Дуся. — Думаешь, почему я хочу продавщицей в гастроном перейти? Все ж там повкусней чего выкроишь. — И она поднялась. — Ладно, пойду. Не скучайте тут без меня.
За Дусей закрылась дверь. И сразу в комнате заплакала Леночка. Соня поспешила к ней, приговаривая:
— Леночка проснулась!.. Наша Леночка проснулась.
Еще держалось на деревьях листья, как вдруг пошел снег: крупный, пушистый. Снежинки таяли в воздухе, прохожие ловили их руками и улыбались первому снегу.
Соня подкатила коляску к магазину «Овощи-фрукты», взяла на руки Леночку, вошла в магазин.
Магазин был маленький и тесный. За прилавком работала одна Дуся, отпускала женщине картошку.
— Хорошо, что ты пришла, Сонечка, а то я уже сама домой бежать хотела, — сказала Дуся, когда женщина ушла.
— Дуся, письмо от Миши пришло! — сияя, сообщила Соня, усаживая Леночку на прилавок, и достала письмо.
— Да ну? То-то ты повеселела, — сказала Дуся.
— Его скоро выпустят. Вот слушай, — Соня развернула письмо и стала читать — «Честно скажу, сперва я был в отчаянии…» Нет, не то… вот… «Теперь уверен, что скоро буду на свободе. Мне даже начальник колонии сказал, что суд не разобрался…»
В
— Морковка есть?
— Нету, нету, — ответила Дуся, и женщина вышла.
— Так что, Дуся, скоро я уеду от вас, — сказала Соня, пряча письмо.
— Не выдумывай. Чего ты дома не видала?
— Миша вернется, опять будем все вместе. Там мама, наверно, глаза проплакала. Нехорошо, что я уехала.
— Глупая ты, Сонечка, — усмехнулась Дуся. — Каждый свою жизнь сам устраивает. Ты о себе подумай-поразмысли, а Мишка с мамой и без тебя проживут.
В дверях появились две молодые женщины.
— Огурчики соленые есть? — спросила одна.
— Нету, нету, — отмахнулась Дуся.
— Странно, всегда были, — сказала другая.
— Всегда были, а сегодня нету, — ответила, не глядя на них, Дуся, и женщины ушли.
— Надо же, идут и идут, — недовольно сказала Дуся, поглядев на дверь, и продолжала: — Ты вот что, Сонечка… На тебе десять рублей, поезжай с Леночкой в гастроном. Возьмешь, значит, так: торт фруктовый, сыру костромского полкило, сливочного печенья и две пачки «Орбиты». У нас сегодня гость ожидается. Запомнила, что брать?
— Запомнила.
В дверях появился мужчина с большой хозяйственной сумкой.
— Картофель есть? — спросил он.
— Нету, нету, — ответила Дуся.
Мужчина повернулся уходить.
— Подождите, — остановила его Соня. И сказала Дусе, указав рукой за прилавок: — Вот же у тебя картошка.
Дуся метнула на Соню недобрый взгляд. Мужчина вернулся и выразительно посмотрел на Дусю.
— Сколько? — как ни в чем не бывало спросила Дуся.
— Пять картошки и кило огурцов, — ответил он и качнул головой. — Вот порядочки!
— Не грубите, гражданин, — сказала ему Дуся, идя к весам. И махнула рукой Соне. — Ступай, Сонечка, ступай.
Соня взяла на руки Леночку, пошла к дверям.
Все сидели за столом, пили и закусывали. На проигрывателе крутилась пластинка: Сенчина игриво пела о двух хрустальных башмачках.
Гостей было двое: директор гастронома Александр Маркович и его заместитель Васькин. Александр Маркович был низенький, лысоватый мужчина средних лет, с круглыми влажными глазками, курносый, щекастый, с брюшком, — словом, этакий одуванчик, а Васькин — и помоложе и посимпатичнее.
Все выпили, кроме Сони.
— У-ух, как шибает!.. — выдохнула Дуся. — Огурчиком, огурчиком заедайте…
— Огурчиком коньяк не закусывают, фруктами закусывают, — сказал Александр Маркович и бросил в рот виноградину. Потом продолжал разговор: — А вот Соню я хоть завтра возьму. В кондитерский отдел. Как ты, Васькин, смотришь?
— Положительно, — ответил Васькин. — А Лихошапку переведем в лотошницы, чтоб нос не задирала. А то чуть что не так, она голос поднимает: «Что за порядки!.. Не имеете права!» Вот и пусть на улице с пирожками стоит.