И стал тот камень Христом
Шрифт:
Говорит Никодим:
— Ты утверждаешь, что без душевной любви и без помощи веры творить чудеса нельзя, а я спрошу тебя о третьем условии: можно ли свершить чудо, если не считать народ Израиля Богом избранным, наследием Божьим? Для древних чудодействие было неотделимо от спасения излюбленного народа.
Иисус ему отвечает:
— Однажды в Капернауме ко мне пришел один центурион и попросил вылечить его слугу, который не мог ногой шевельнуть, и меня так тронули его надежда на меня и горе, что я постарался забыть про наряд и род его римские и отослал обратно домой, а там слуга встретил его, поднявшись с постели. Другой раз в Тире одна женщина, язычница-сирийка из Финикии, молила меня со слезами, чтобы я изгнал беса из ее дочери, и рыдала она так искренне и так смело отстаивала свое право на мое милосердие, что, вернувшись домой, нашла свою дочь здоровой и веселой, как козочка. Избранный народ Отца моего — это несчастные люди всех стран,
Говорит Никодим:
— Ты действительно веришь, что бес овладевает людьми и вселяется в них? Когда ты возвращаешь разум безумному или зрение слепцу или заставляешь встать на ноги немощного, ты и вправду веришь, что жар твоих рук и твердь слова твоего изгоняют дьявола из тела? Иерусалимские книжники утверждают, что дьяволы подчиняются одному только Вельзевулу.
Иисус ему отвечает:
— Надо спросить у книжников, уступил бы Вельзевул кому-нибудь место, им уже завоеванное? Истинно говорю тебе: когда больной чувствует, что недуг его от дьявола, терзающего его плоть, он чувствует так потому, что в представлении людей дьявол олицетворяет собой все зло и несчастье. Сатана делает людей глухими, дабы они не слышали голос справедливости; делает их слепыми, дабы они не видели свет правды; делает их немощными, дабы они не шли путем благоволения. Стал бы я тратить попусту время, Никодим, если бы только хотел одолеть древнее верование, насажденное прочною властью дьявола? Сын человеческий пришел не затем, чтобы открывать тайну природы страданий, а затем, чтобы исцелять их именем Отца небесного.
Никодим говорит:
— Не преисполняешься ли ты самодовольством, видя, как возносят тебя те, кого ты спас своим лечением, как почитают тебя пророком и чудотворцем толпы верующих, поющих осанну и преклоняющих пред тобой колена?
Иисус отвечает:
— Больные, которых я вылечил, могли бы сказать тебе, что я их просил не ходить по другим городам и не славить чудо, их спасшее; свидетели моего умения лечить могли бы сказать тебе, как я их упрашивал не говорить о том, что они видели. Не моя вина, если ни те и ни другие не послушали меня! Ты сам, Никодим, со всей твоей мудростью знатока Закона пришел в мой дом не для того, чтобы внять моим доводам, а чтобы самому увидеть диво, о чем наслышан. Но ты должен знать, что я безжалостно отталкиваю тех, кто просит меня чудодейством доказать мое истинное предназначение. И тебе ли не знать, что, когда народ идет вслед за мной в ожидании чудес, я ухожу в другие провинции провозглашать Царство Божие, ибо для этого я живу на земле. И еще тебе следует знать, что для меня каждое чудо — это работа, самоизнурение и страдание. Я должен преодолевать болезни, которые считаются неизлечимыми; телесные уродства, вызывающие у людей отвращение; неверие тех, кто следует за мной в надежде узреть мои неудачи; я должен преодолевать противление духа тех больных, маловерие которых может мне помешать; должен унимать в своей голове хохот Дьявола, громко бросающего мне вызов. Иногда я так изможден после исцеления, что кажется, будто прошел без отдыха от Капернаума до Гадары; порой грудь болит так, будто мне вонзили копье под ребро. Ибо сила Отца небесного не всегда избавляет меня от слабости, свойственной телу человеческому.
Никодим говорит:
— Если ты это знаешь, для чего творишь чудеса?
Иисус ему отвечает:
— Я тебе уже говорил, что они приносят облегчение скорбящим, и помогают спасать нечестивцев, и возносят имя Отца небесного, который превыше меня. Потому и творю их. А теперь скажу тебе, что самая чистая и стойкая вера та, которая рождается сама по себе и черпает из себя самой, без всяких чудодеяний, ее поддерживающих. Чудеса, сотворенные мною в Хоразине, Вифсаиде и в Капернауме, не умалят моего презрения к этим городам, которые поначалу отвергли меня без веры. Другие народы поверят в меня, хотя и никогда не увидят.
Никодим хранит молчание, ему уже нечего спрашивать. Вдруг Иисус ему говорит:
— Наступят времена, Никодим, когда эти вот чудеса, которые сегодня поражают людей и побуждают следовать за мной, обратятся в доводы для того, чтобы угонять овец из моей овчарни. Написано, что, когда Адам был изгнан из райских кущ, он ел полевые травы и носил звериные шкуры. Но прошли века, и человек стал готовить себе изысканные блюда, одеваться в роскошные одежды, строить великолепные дворцы и снаряжать большие корабли, которые везли его в далекие страны. Какие невероятные вещи он придумает завтра? Он будет усмирять бури своими руками, будет лечить болезни, от которых сегодня спасения нет; его голос покроет расстояния, подобно молнии; он будет парить на крыльях в воздухе, как птицы; невесомо плавать под водой, как рыбы. Мои чудеса, творимые верой и духом и удивляющие теперь, в иродианские времена, тогда будут казаться просто-напросто
Никодим не прерывает молчания и вскоре прощается с Иисусом. Восток уже начинает алеть. Один из апостолов, Симон Зелот, предлагает проводить Никодима до дому. Как и все ученики Иисуса, Симон Зелот с великим удовольствием говорит о чудесах Учителя и предпочитает помалкивать о его учении, в котором апостолы порой понимают не все, а бывает, не понимают и ничего. По дороге Симон Зелот рассказывает Никодиму историю о насыщении народа пятью хлебами и двумя рыбами. Законоведу не была известна та версия, что он услышал от Симона Зелота:
— Узнав о подлом убийстве Иоанна Крестителя, Учитель сел в лодку с нами, своими апостолами, и приказал Андрею плыть к Вифсаиде и выбрать там укромное место, пригодное для соблюдения нашего траура и для молений. Но люди из соседних деревень узнали о нашем прибытии и тащились за лодкой вдоль берега по зыбучим пескам, неся с собой своих больных, и пришли раньше нас к той бухте, которую Андрей выбрал для высадки. Учитель пожалел весь этот страждущий муравейник и все утро рассказывал им притчи, а вечером врачевал больных, пока не спустилась ночь, и тогда он сказал Филиппу: «Ты знаешь эти места, ты здесь родился, скажи, где мы можем купить хлеба, чтобы их всех накормить?» Филипп ему отвечает: «И двухсот динариев [31] не хватило бы, чтобы уделить им по куску; у нас у самих только пять ячменных хлебов и две сухие рыбы, это ничто для такого скопища». И правда, там собралось более пяти тысяч женщин и мужчин, которые валились прямо на песок, когда заходило солнце. Тогда Учитель обратился к ним, и велел встать в ряды по сто и по пятьдесят человек, и попросил каждого выложить свои припасы на зеленую траву у подножия ближайшего холма, и мы, его апостолы, пошли первыми и положили свои две рыбы и свои пять хлебов, и то же самое сделали разносчики и ремесленники со своими сумами с едой, и виноделы со своими мехами с молодым вином, и торговцы со своими коробами, полными съестного, и только сирые да убогие (а таких было большинство) не принесли ничего, потому что ничего не имели. Учитель поднял глаза к небу и благословил эту гору снеди, и мы стали делить пищу между людьми, и пять тысяч человек ели и насытились, да еще остатков мы собрали двенадцать коробов.
31
Серебряная монета римской чеканки, имевшая хождение в Палестине и весившая от 4,37 до 6,3 г.
Говорит Никодим:
— Если верить тому, что ты рассказываешь, Симон, умножение хлебов и рыб, собственно говоря, не есть чудо, а невинная хитрость, всех уравнявшая. Не следует тебе, Симон, низводить чудеса Иисусовы до уровня хитростей. Царь Соломон прибегнул к хитрости, чтобы вернуть сына его настоящей матери и не дать восторжествовать лжи. Иосиф прибегнул к хитрости, чтобы истолковать сны фараона в пользу народа египетского. Но чудеса Иисуса никак не связаны со спасением единожды, а есть свидетельства спасительных намерений Господа Бога. Чудеса Иисуса сами по себе еще не спасение, но они предвещают спасение грядущее. Подумай хорошенько, Симон, а не было ли умножение хлебов и рыб новым предвозвещением о манне небесной, подобной той, которую Бог посылал израильтянам в пустыне? Подумай, не дал ли через Иисуса Отец небесный нам знать, что утолит голод самых разных народов на пиру в своем царстве?
Но ему не удалось убедить в этом Симона Зелота, который, прежде чем стать апостолом, был земледельцем в Хоразине.
Нагорная проповедь
Совсем недалеко от Капернаума возвышается холм, который рыбаки называют горой. С вершины видится голубая гладь озера и даже белое перышко парусника, скользящего по воде. С неба вонзаются в землю яркие лучи солнца, а порой вместе с ними падают нити нежданного дождика; солнце и дождь сплетаются в радужную сеть, которая ложится на луга прозрачной вуалью. Это спорят Дьявол и Дьяволица, говорит с крестьянским простодушием Иуда Фаддей.
Иисус, спускающийся сверху вместе со своими апостолами, и народ, поднимающийся из долины посмотреть на него и послушать, сходятся у подножия горы. Солнце победило дождь, или Дьяволицу, и землю кропят лишь отдельные капли, будто бы слезы ангелов. Иисус встает у высокого края косогора, как у перил над крутым обрывом. Внизу колышется многоцветное море одежд; никогда еще не собиралось так много народа у ног Назарянина.
И вот, звучно чеканя каждое слово и выдерживая паузы, Иисус начинает излагать свое учение: