И стал тот камень Христом
Шрифт:
Иисус думает: «Ты прав, но иногда мало быть правым. Рыбак не сидит в своей лодке у самого берега, а далеко уходит на ней в поисках глубоководья, где бывает самый богатый улов; старается так крепить паруса, чтобы выдержать любой шквал, и сражается за свою добычу с чайками, налетающими на сети. Так же и ловец отчаявшихся душ не станет, подобно эвкалипту, ждать появления ростков возле себя, а будет усердно искать нуждающихся, где бы они ни были: в селениях ли поденщиков у озера Генисаретского, в малых синагогах Капернаума и Магдалы, куда ходят молиться рыбаки; у столов ростовщиков и собирателей дани, где пастухи и землепашцы платят свои десятины; на холмах, где бегает овца, отбившаяся от стада; на базарах, где торговцы голубями делятся друг с другом своими бедами; на паперти, где ищут прибежища слепые и калеки; в диких ущельях, где безропотно страдают прокаженные.
Иоанн говорит:
— Я требую от тех, кто хочет меня слушать и спастись, чтобы они неукоснительно следовали Закону, чтобы черпали вдохновение и опыт в речениях пророков, чтобы не упустили ни одного из заветов, содержащихся в Священном писании.
Иисус думает: «Я пришел не для того, чтобы пренебречь Законом, и не для того, чтобы хоть как-то опорочить Пророков [13] . Я пришел только для того, чтобы возвестить о Царстве Божьем и разъяснить его подлинное таинство. Истину говорю: никто не ставит новую заплату на старые одежды, ибо старое прежде порвется, новое испортит старое. Никто не наливает вино в старые мехи, ибо молодое вино их разорвет — и само выльется, и мехи испортит. И кроме того, говорю я тебе, что никто не сможет удержать слово Божие, ни заточить его как дорогую реликвию в башню древностей».
13
Книги древнееврейских пророков, как и Закон, — часть Ветхого завета.
Иоанн говорит:
— Близко, совсем близко Царство Божие. В его врата войдут без различия роду и племени все праведники, а также те нечестивцы, которые искупили свои проступки раскаянием.
Иисус думает: «Царство Божие уже здесь, и все мы в его бурной реке духовного обновления. Ты говоришь, Царство Божие совсем близко. Ты верно говоришь, если считать «совсем близко» не во времени, а «совсем близко» — в пространстве. Оно и вправду так близко, что стоит протянуть руку, и мы до него дотронемся. Царство Божие — это ведь любовь, которая будет строить судьбу человеческую».
Один говорит, другой слушает, а ночь проходит. Огонек светильника уже погас, и лица обоих утратили очертания, но рассвет стал мало-помалу снова их вырисовывать. Дуновение влажного ветерка над скалами добирается и до них, уже слышится ликующий гомон птиц и далекий надрывный вой хищников. Через узкий пролом в грот входят три последователя Иоанна, вероятно его самые преданные ученики. Пророк, указывая на Иисуса, говорит им:
— Вот агнец божий, искупающий грехи мира. Вы этого не ведаете. Я тоже не ведал, но теперь увидел его и свидетельствую, что он — Сын Божий.
Один из учеников спрашивает Иоанна:
— Учитель, разве не ты посланец Всевышнего?
Иоанн отвечает:
— Никто не может себе ничего присваивать, если Бог того не велит. Я вам сказал, я не Мессия, но послан идти впереди того, кто сильнее меня. Тот, кто приходит сверху, становится превыше всех; кто внемлет его словам, подтверждает, что Бог говорит правду, ибо посланец Божий, исполненный Святого Духа, передает заветы Бога. Отец любит Сына своего и все передал в его руки; кто верит в Сына Божьего, тот обретает вечную жизнь, но кто отказывается верить в Сына, никогда не узнает, что есть жизнь.
Другой ученик говорит Иоанну:
— Учитель, несметные вереницы паломников тянутся к берегам Иордана получить от тебя крещение.
Иоанн ему отвечает:
— И я их крещу. Но мое предназначение глашатая зари окончилось. Так же, как цветы превращаются в плоды, моя надежда обратилась в веру.
И, повернувшись к Иисусу, добавляет:
— Тебе должно расти, а мне — умаляться.
Иисус ничего не говорит. Шепчет «Прощай, брат» так тихо, что никто не слышит, огибает каменный выступ при выходе из грота и не спеша отправляется в дальнюю дорогу, которая не вернет его обратно в Галилею, а поведет в пустыню. Вскоре он оборачивается и видит, что все три ученика Иоанна идут вслед за ним. Иисус ждет их и обращается к ним:
— Он говорит, что ему — умаляться, а мне — расти, но я говорю вам, что, если и умаляется его плоть, тень его будет увеличиваться из века в век. Иоанн — живой и сияющий факел, и народ воздает ему должное, прося от него
Иисус молвит это с такой внутренней убежденностью, и с таким искренним чувством, что Фома-близнец чуть было не бежит со всех ног назад, к Вифанийской заводи.
Иоанн-узник
В том мрачном зале со стенами черного дерева Ирод Антипа давал аудиенцию своим сановникам и управляющим, священнослужителям, приходившим доложить ему о положении дел в храме; казначеям, ведавшим денежными доходами; посланникам дружественных стран, родственникам-прихлебателям. В центре прямоугольного зала возвышался подиум, а на подиуме помещалось неопределенного стиля кресло с белой инкрустацией и золочеными ручками, куда, как на трон, усаживался тетрарх [14] . Посетитель стоял внизу или в лучшем случае присаживался на голую скамью, с которой взирал на фигуру тетрарха, как на истукана, подвешенного в выси на невидимых нитях.
14
Тетрарх (греч. — четвертовластник) — один из четырех правителей Древней Палестины.
Себастьян, начальник стражи, глядящий исподлобья самаритянин с тяжелыми руками, которые никогда не шевелились, докладывал об исполнении приказа:
— Пророк уже перестал крестить в заводи, что близ Вифавары [15] , как раньше, а перешел в Енон, что возле Салима, в местности, где много источников. Стадо тупоумных людей слушало его проповеди и ждало, не могло дождаться, когда он их начнет водой поливать, вроде бы смывать прегрешения. А зев его — грязный сток злобы и ругани, каждое слово — кусок дерьма, которым он запускал в лица достойных и уважаемых особ. Как только мог, он поносил богатые благородные семьи; грозил секирой, которая лежала под деревом, и пожаром опустошительным, который никогда не погаснет. А потом стал распускать лживые сплетни о тебе и твоей супруге Иродиаде. Он, конечно, не назвал ваших имен, но все поняли, о ком идет речь. Тут я и отдал приказ своим стражникам взять его. Он так распалился, когда хулил вас, так дьявольски в нас вперился, когда смолк, что я подумал: «Не дастся нам старый живым, а сотни этих его бесноватых нас в куски разорвут». И очень я удивился, когда пророк смиренно махнул рукой своему полчищу, сам подошел и спросил меня: «Кто тебя послал и зачем?» Я ему ответил: «Меня послал тетрарх Ирод Антипа и отдал мне приказ взять тебя под стражу, чтобы прекратить твои безобразия». Он только дико глянул на меня, как на пса паршивого, и сказал: «Пошли». Снова махнул спокойно рукой люду бешеному, который так и норовил на нас броситься, встал впереди нашей маленькой когорты вроде как проводник, хорошо знающий дорогу, и уверенно зашагал по тропке вдоль ущелий прямо к Махерону. И всю дорогу не проронил ни слова.
15
Второе название Вифании в Перее.
— Где ты его запер? — спросил Ирод Антипа.
Начальник стражи ответил:
— Ты велел обходиться с ним милостиво, тетрарх. Мы отвели его в галерею на башне, в цепи не заковали; свет туда падает из слуховых оконец, выходящих на море.
— Приведите узника, хочу говорить с ним, — сказал Ирод Антипа.
Тетрарх остался один в зале, ожидая странного босоногого проповедника, который осмелился бросить вызов его всевластию, а вместе с ним, получается, бросить вызов и всем знатным иерархам, и богатым саддукеям, и хитроумным фарисеям, и даже, может быть, самому Риму; впрочем, было бы слишком глупо так думать. Черная бабочка влетела через портик, выходивший в сад, растерянно заметалась в мрачной полутьме зала, начала биться о стены — такие же черные, как ее крылышки, — наткнулась на алебастр окна, обманутая белизной и тусклым светом, но, наконец, в торжествующем порыве метнулась обратно к солнечному выходу и упорхнула в небо зеленого сада.