И станешь ты богом
Шрифт:
Кудыма развязал котомку, достав из неё несколько увесистых мешочков, отличной работы нож в дорогих ножнах и украшенную изумрудами и рубинами чашу, сделанную из черепа и окантованную по краю золотом:
– Здесь, в мешочках, лежат золотые и серебряные монеты. Передайте их Караберею и Лымаю. Это – для рода. На первое время хватит. До ярмарки, думаю, дотянут. Зимой набьют пушнины – летом продадут. Род выживет. Этот нож, Ингрельд, позволь подарить тебе, на память о нашей дружбе. А эту чашу я дарю тебе, Щука. Как будешь из неё пить – так меня вспомнишь. Теперь же – прощайте, други. Боги дозволят – ещё свидимся. Как знать.
Кудыма встал, низко, в пояс, поклонился Щуке и Ингрельду. Оба они, со слезами на глазах, тоже встали и отвесили шаману низкий поклон.
Кудыма вышел из
Путь его лежал на север. Он решил сразу, в обход Городища, уйти в горы. И совершить на плато то, что обещал.
XX
Кудыма ушёл налегке. Ничего лишнего: в правой руке – короткое копьё, за спиной закреплен меч, на правом боку – тулья с тридцатью боевыми стрелами и сложный лук, за поясом – боевой топорик, за голенищем – нож. В котомке – береста, небольшой медный котелок, пара кремней, несколько лепёшек, немного крупы в мешочке, соль в туеске. На шее, под волчовкой, болтался обсидиановый клинок в простых, потёртых ножнах на крепком витом шнурке. Шёл не торопясь. Даже не бежал, как принято у воинов, а именно шёл. Не скрываясь, не таясь. Чего уж теперь?
Специально не охотился. Если везло и на пути попадалась дичь, подстреливал. Вечером закатывал тушку в глину и запекал на углях. Крупного зверя не брал: куда ему? Пропадёт мясо. Жалко.
На пятую ночь к его костерку подсел буддийский монах. Кудыма узнал его. Именно он в своё время посоветовал шаману взойти на Иремель. И в этот раз монах точно так же появился словно из ниоткуда – ни шороха, ни шелеста. Будто соткался из воздуха. Приветливо кивнув жрецу, Кудыма разломил дымящуюся тушку испечённого глухаря, половину протянул монаху. Тот покачал наголо выбритой головой, вежливо отказался. Кудыма пожал плечами и вонзил зубы в мясо.
Монах тем временем поставил котелочек на огонь. Когда вода закипела, кинул в посудину горсть мелких зелёных листьев.
Молча испили крепко заваренного чаю.
– Ты направляешь свои стопы на Мань-Пупу-Нер, не так ли? – густым басом спросил шамана жрец.
– Да.
– А зачем?
– Это долгая история. Тем более, здесь есть некая тайна, которую я не могу доверить первому встречному, – Кудыма опустил глаза.
Монах благосклонно покивал головой.
– Только напрасно ты туда идёшь, шаман. Никто ведь души не крал. И они никуда не исчезли. Ты так ничего и не понял?
Кудыма поднял глаза. Но монаха он перед собой не увидел. Возле костра сидел худощавый человек в странном одеянии. Шаман усмехнулся:
– Опять твои шуточки, монах.
– Я не монах. Но если тебе удобнее видеть именно этот мой лик, то вот он.
И перед Кудымой вновь возник буддийский монах.
– Да, ты не монах. Ты – бог. Вернее, один из них. Так что же тебе надобно?
– Прежде чем мы начнём с тобой разговор, ради которого я пришёл сюда, я хочу открыть тебе свою сущность. Ты – шаман. Поэтому твой разум должен это выдержать. И ещё – ты теперь уже не совсем человек. У тебя стала зарождаться своя сущность – особенная. У человека тоже есть своя сущность – человеческая. Но у тебя она теперь видоизменяется. Итак, смотри мне в глаза.
Шаман посмотрел в чёрные глаза пришельца. Внезапно мир вокруг дрогнул, расширился. Костерок, лес, ночное небо – всё это поначалу расплылось, а затем исчезло. Кудыму словно неведомой силой затянуло в чёрный водоворот, и там, на самом дне этой круговерти, перед ним неожиданно открылась бездна. Страшная бездна бесконечности. Тьма, местами пронзаемая холодными голубыми искорками. Тьма без конца и края. Ужас захлестнул сознание шамана, его мозг едва-едва справлялся с настигающим сознание безумием. Жуткая, всепоглощающая тишина. Громадным усилием воли Кудыма выровнял дыхание. Огляделся, всмотрелся. Да, это были не космические миры, к которым он привык в своих путешествиях во время камланий, ритуальных действий и особых шаманских снов; миры, в которых было Дерево Мироздания, была Земля, было Солнце и планеты, был Путь, была опора. Здесь не было ничего. Одна лишь бесконечная Тьма. Как сознанию выдержать такое? Но шаман
Через мгновение всё исчезло. Снова появились костерок, окружавший поляну тёмный лес и ночное небо над головой с россыпью мерцающих холодных звёзд. Вернулись звуки. Напротив шамана сидел буддийский монах.
Кудыма перевёл дыхание:
– Так это ты натравил на меня Пислэга, а потом пытался задержать моё передвижение к Злой горе, насылая на меня то змею, то разбойников, то волота, то нечто непонятное? Зачем ты послал меня на Иремель? И что ты за бог? Зачем тебе всё это?
Монах благодушно рассмеялся:
– Смотри, сколько вопросов! Нет, шаман, я тебе никого не посылал и ни в чём не препятствовал. Тем более насылая каких-то змей, волотов и ещё не знаю кого и что. Пислэг – моя инициатива, не скрою. Насчёт Иремеля… но, может, всё по порядку? И – завари ещё чаю. Приятный напиток, ты не находишь?
Кудыма подбросил веток в костёр, поставил на него котелочек. Монах прикрыл бездонные чёрные глаза, на короткое мгновение задумался.
– Начну, пожалуй, с того, что представлюсь. Имён у меня бесчисленное множество. Я есть в каждой религии и вере. Бог я очень древний. Как человечество осознало себя, так и я появился. За это время пришло и ушло много других богов, а я остался. Уйдут и те боги, что есть сейчас. Все, кроме меня. Народятся новые божества. И я их увижу. Боги не умирают в том же смысле, как, например, физическое тело. Забытые боги впадают в сон. В общем, всё это неважно. Пусть для тебя я буду Князь. Понимаешь, шаман, сейчас наступает очередная эпоха: старые боги стремительно теряют своих последователей, их жизненное пространство сжимается. До них были, без сомнения, и другие боги, а до тех – ещё и ещё… Понимаешь смысл? Так вот, души людей теперь от этих старых богов и верований уходят. Поэтому ты их и не находишь. Точнее, находишь не всегда и не всех. Языческие боги пока ещё сильны. Когда они, теперь старые, боги, были молодыми, души уходили к ним. Теперь они их теряют, точно так же, как когда-то приобретали. Душа сама по себе бессмертна. Она – не бог. Она – Душа. Это тоже надо понимать. Для чего тогда боги, спросишь ты? Думаю, Создатель нас произвёл для того, чтобы мы улучшали его творение – Людей. Это происходит очень медленно и незаметно с точки зрения отдельного Человека – слишком короток его физический век. После смерти душа теряет память. Так было.
– Погоди, я тебя прерву. Ты – Абсолютное Зло. Так? И мне непонятно выражение «языческие боги».
– Нет, не так. Следи за мыслью: Создатель вложил в Человека как плохое начало, так и хорошее. Но что такое «плохое», а что такое «хорошее»? Что есть Зло, а что есть Добро? Кто может дать на это однозначный ответ? Может, ты меня просветишь? А «язычество» – это многобожие. Другими словами, когда тот или иной народ верит во многих богов сразу.
– Это хорошо?
– Это просто вера. Вера не может быть ни плохой, ни хорошей. Она просто есть. Но именно сейчас всё стремительнее на смену многобожию приходит вера в одного Бога. Это очень важно. Меняется мир. Меняются люди. Смотри: в самом начале, согласно верованиям, после смерти физического тела душа вселялась в любой объект Матери-Природы. Потом – душа стала вселяться только опять в человеческое тело. Сейчас же душа снова вселяется только в человека из своего рода. Это не касается всех. У разных народов было своё представление о возврате души. У древних эллинов она уходила, например, бесплотной тенью в Тартар.
– Это твоё царство?
– Это одно из моих царств. Но создано оно, заметь, человеческим мышлением. Сейчас человек всё чаще рождается уже с душой. В него не нужно никого переселять. Когда он умирает, душа попадает на Высший Суд. А Высший Суд уже решает, куда эту душу направить. И вот эти, так называемые «пропавшие души» попали не на Древо Мироздания, а туда – в Чистилище. Мир в очередной раз претерпевает изменения. Это нормально. Развитие Мира не стоит на одном месте.
– Всё это очень поучительно и интересно. Только непонятно, а я-то здесь при чём? – Кудыма отхлебнул крепко заваренного чаю и слегка прищурился, наслаждаясь его вкусом.