И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно

Павлов Алексей Андреевич

А в мае 1988 года я впервые пошёл на концерт "Aквариума" в ДК Связи. Мне очень понравилось. Билет стоил 5 рублей.

В конце мая произошло следующее. Я что-то не поделил с одним курсантом с моей группы. Мы стояли с ним на близком расстоянии друг от друга и на повышенных тонах аргументировали каждый свою позицию. До этого я не знал такого правила "бей первым". И поэтому удар пришёлся совсем неожиданным. Кулаком в зубы. Я уже писал, что зубы у меня с детства не ровные в ряд после моего падения из коляски, и поэтому выдававшийся вперёд центральный второй зуб откололся. Для меня случай с выбитым зубом был потрясением. Ведь в той ситуации я был прав. И на тебе, получил в зубы! И тем самым конфликт разрешился не в мою пользу. До этого случая я как-то и не догадывался о способе выяснять кто прав таким образом. В детстве меня этому не учили.

И тут как на зло экзамены в начале июня за первый курс. Я заявил родителям, что не хочу сдавать их, поскольку

не вижу смысла в дальнейшем пребывании в Макаровке, и что я плохо знаю преподанные мне высшую математику и физику. Отец приехал вместе с матерью в Стрельну на свидание ко мне и прямо под открытым небом стал "поднатаскивать" меня по этим предметам и уговаривать меня остаться в училище. Поднатаскать меня отцу удалось - я сдал экзамены на четвёрки, а вот переубедить, чтобы я не бросал Макаровку - нет. Проанализировав свои четвёрочные успехи да трояк по английскому, я забрал свои документы из училища. Об истинной причине своего ухода с Макаровки, то есть о ситуации в Морфлоте СССР, я родителям не говорил, потому что они не хотели меня слушать. Мать же язвительно фантазировала по поводу моего ухода так:

– Это ты сбежал с училища, потому что не смог ужиться в коллективе, за что и выбили тебе зуб.

Вот так! Вместо моральной поддержки в сложной ситуации и утешения мать меня обвинила...

Холодильник

Бросив Макаровку, я не думал идти в армию. Значит, надо куда-то попробовать перевестись на второй курс. Я немного походил по техническим вузам, но мне везде отвечали одно и то же:

– У вас, молодой человек, слишком мало академических часов занятий по физике, математике, а химии вообще не было, для того, чтобы вас перевести на второй курс. Так что, если вы серьёзно намерены учиться в нашем вузе, то поступайте заново на первый курс: это вам не составит особого труда, ведь вы всё-таки уже год проучились в высшей школе. То есть сдавайте на общих основаниях вступительные экзамены.

Сейчас поясню: это мне говорили, глядя в мою академическую справку из ЛВИМУ имени адмирала Макарова. Мало академических часов по физике и математике, потому что в Макаровке слишком специфичные предметы, в смысле морские, уже на первом курсе: типа, как устроен пароход, вязание морских узлов, сигнальные лампочки на судах, география морей и т.д. и т.п. Эти все дисциплины - в ущерб физике и математике. А химики по учебному плану для судоводов вообще не предусмотрено. Вот так! Приплыли.

В армию мне идти не хотелось. Я боялся, что пошлют в какие-нибудь горячие точки. И меня там убьют. Поэтому я руководствовался принципом при выборе вуза: "поближе к дому", лишь бы не в армию. А в Горный институт мне не хотелось ни коим образом. Я подчёркиваю, что я ощущал, что моя семья стоит как бы особняком в клане Павловых, и единства с кланом я не чувствовал. К тому же Анка, моя кузина, я слышал, "блистала" своей неуспеваемостью на грани отчисления из Горного, и был скандал там. Лишь заступничество дяди Саши, профессора Горного, да "поднатаскивание" моим отцом по физике-математике спасло Анку от вылета с треском из Горного. Я не хотел в Горный, не потому что боялся плохо учиться и опозорить ещё раз клан Павловых в глазах всего вуза, и опозориться в глазах клана, а потому что, подчёркиваю ещё раз, как писал в главе про Макаровку, хотел добиться успеха самостоятельно без помощи клана, чтобы можно было потом гордиться мне самому и моим родителям, что я всего добился сам. Вот такая вот логика моего выбора не Горного, а самого близкого к дому вуза. Им оказался "Холодильник", то есть Ленинградский технологический институт холодильной промышленности (ЛТИХП). Я поступил на механический факультет, где не было вступительного по химии (я уже писал, что таблица Менделеева для меня - тёмный лес).

По иностранному языку я записался в группу английского, ведь я всё-таки его изучал кое-как целый учебный год в Макаровке (не во французскую же группу мне записываться, ведь я круглый ноль по французскому). На первом занятии по английскому перед студентами с речью выступила заведующая отделением английского с кафедры иностранных языков. Она говорила по-английски, и ею подразумевалось, что её все присутствующие поймут. Я же из её длинной речи ничего не понял. Тогда я спросил соседа по парте (столу), о чём шла речь в её выступлении, на что сосед мне ответил:

– Она говорит, мол, учтите, что за неуспеваемость по английскому отчисляют из вуза, что следует серьёзно относиться к её предмету и так далее.

Я испугался этого предупреждения, ведь я понял, что раз я ничего не понял из сказанного, а должен был по идее понять, то останься я в группе английского языка - я точно кандидат на вылет из вуза за неуспеваемость по английскому. И тогда я пошёл к начальнику кафедры иностранных языков и объяснил своё положение, мол, никаких иностранных языков я не знаю, что пятёрка по французскому у меня в школьном аттестате липовая, а английским за год обучения в Макаровке я мало овладел. Оказалось, что в "Холодильнике" имеется группа для нулевичков, то есть для начинающих изучать иностранный язык с нуля. Такая группа была немецкая, так как самая маленькая нагрузка была у преподавателя именно немецкого языка. Меня записали в эту группу. Так волей случая я начал изучать Deutsch.

* * * (Звёздочки 21)

Слава Богу, студенты-первокурсники ЛТИХП на картошку в сентябре не ездили. Но в начале сентября 1989 года я всё-таки совершил кое-какую дальнюю поездку из Ленинграда. Дело в том, что с момента переезда в 1987 году на Сапёрный переулок, то есть с десятого класса, я начал посещать Военно-исторический клуб при музее А. В. Суворова, который находился недалеко от нашего дома на Сапёрном. Я записался в клуб, потому

что хотел познакомиться с людьми, умеющими делать оловянных солдатиков, и перенять у них опыт. У многих членов клуба была страсть к военным мундирам прошлого. Они их шили сами и любили перевоплощаться в героев прошедших войн. Движение таких увлечённых людей-энтузиастов называлось военно-исторической Реконструкцией. Так вот, эта самая Реконструкция любила ежегодно собираться в Бородино в первые выходные сентября. Люди с разных городов страны, одетые в мундиры русской армии и наполеоновских войск, разыгрывали на Бородинском поле отдельные легендарные эпизоды великого Бородинского сражения. В 1989 году традиция собираться в Бородино под Москвой только начала закладываться: был, по-моему, всего лишь второй такой съезд. Мне кто-то дал лишний мундир гвардейца-преображенца. Нестреляющий макет кремневого ружья я сделал сам, но на розыгрыш фрагментов знаменитой битвы нам выдали настоящие винтовки времён I Мировой и гражданской войн и холостые патроны к ним. Винтовки были взяты из запасников "Мосфильма". Так что палили мы эффектно зрелищно. Были на Бородинском поле и пушки, и конница. А добирались мы до Бородина на автобусе. Сели в заказной "Икарус" у музея Суворова в Ленинграде, и вылезли прямо посреди Бородинского поля. По пути в Москве сделали высадку и осмотрели "Бородинскую панораму". А ночевали мы на Бородинском поле в палатках, предоставленных Министерством обороны, под чьим патронажем происходило это военно-патриотическое мероприятие. Военными были организованы полевая кухня и массовка во время розыгрыша битвы. Солдаты-срочники были переодеты в мундиры, взятые на "Мосфильме" и оставшиеся храниться после съёмок фильма "Война и мир" Бондарчука. В Москве я купил и привёз домой хороший "Майский" чай, так как в Ленинграде в снабжении хорошим чаем были проблемы. Да и вообще московский продуктовый магазин поразил меня разнообразием продуктов.

* * * (Звёздочки 22)

Приступив к учёбе в "Холодильнике" я призадумался, хорошо ли или плохо, что мне светит выучить немецкий язык. Ответ пришёл в ноябре 1989 года, то есть почти сразу после начала изучения немецкого. В Берлине пала одноимённая стена, и в Германии начались объединительные процессы. В смысле: ГДР плюс ФРГ в обозримой перспективе должно было дать единую воссоединённую ФРГ. Об этом я узнавал из новостных передач по телевидению. Их снова будет 80 миллионов (в смысле: немцев, как перед Великой Отечественной войной)! Значит, у нас снова будет великий сосед (Польшу по традиции с екатерининских времён в расчёт не принимаем и как бы не видим её). Поскольку в школе историю я более-менее слушал с интересом и в тетради по истории любил рисовать иллюстрации по теме урока, то выражение "Drang nach Osten!" (по-немецки: "Натиск на Восток!") я знал и понимал его исторический смысл, даже рисовал бегущего вооруженного немца в противогазе, кричащего этот лозунг. Так вот, я своим умом дошёл, что следует готовиться к этому "дрангу", если не военному, то экономическому, это точно. И я понял, что в новых исторических реалиях мой немецкий язык будет востребован на Родине - немцы к нам придут сами, и кто-то же должен будет с нашей стороны знать язык если не врага, то экономического партнёра. Так вот, я понял, что этим кто-то буду и я. Таким образом, я осознал необходимость знать немецкий язык. Не для зачётной книжки, а для себя.

Теперь несколько слов о группе нулевичков, в которую я попал по немецкому языку. Я был единственным русским в этом группе. Остальные всё выходцы с Кавказа. Дело в том, что "Холодильник" как место учёбы был притягателен для них: они ведь торговцы на рынках, и в магазинах, и директора овощных баз. И "Холодильный институт" - это их профиль. Ведь знать холодильное оборудование им как раз нужно, и вообще пищевое оборудование. И конкурс на вступительных экзаменах небольшой, а значит, и учёба не такая уж и сложная, и взятки, наверное (не могу точно утверждать), не такие уж и большие при поступлении и во время учёбы. А советский инженер, специалист с высшим образованием, должен знать хотя бы какой-либо один западноевропейский язык (это, по-моему, бесспорно). А ведь у многих кавказцев на их малой родине в школе не было такового языка как учебного предмета. Кроме родного они в большинстве своём изучали лишь русский язык. Вот поэтому их всех и определяли в группу изучающих иностранный язык с нуля. Но они были на занятиях бестолковыми слушателями. И говорили преподавателю немецкого языка, типа, следующее:

– Ну что Вы, Марь-Иванна, к нам так строго... Ну представьте, что Вам будут на неродном китайском японский объяснять. Вы нам про падежи немецкого языка в сравнении с падежами русского. Это для нас трудно постижимо.

И стабильно пропускали занятия по немецкому. И дарили преподавателю-немке шоколадки, лишь бы она поставила тройку по языку за урок или потом за зачёт.

В такой ситуации немка ориентировалась в изложении нового материала урока только на меня, сознательного, и не пропускающего ни одного занятия по немецкому. Типа, если понял-усвоил я, то и остальные, если бы ходили регулярно, то также должны бы были всё понять. Таким образом, можно сказать, что на начальном этапе изучения мной немецкого языка у меня был как бы личный преподаватель. К тому же бесплатный! Ясное дело, что немецкий язык у меня пошёл. Пошёл легко. И без перенапряжения. С осознанием его необходимости для меня. Я быстро полюбил этот предмет-немецкий язык, и полюбил сам немецкий язык. А то я думал, что я-неспособный к языкам. А тут на тебе, у меня всё получается по немецкому. Я на занятиях получал удовлетворение. Что может быть лучше, когда учёба в радость! Я ходил на занятия по немецкому как на праздник. И если у меня назрел какой-либо вопрос по языку, я не стеснялся его задать и либо сразу же получал на него развёрнутый ответ, либо слышал следующее: