И тогда я ее убила
Шрифт:
Я глубоко вздохнула и наконец пожаловалась:
— Ничего не понимаю. Эта книга — шедевр, и если твои агенты этого не видят, то либо не удосужились ее прочесть, либо запредельно непрофессиональны.
Беатрис снова подняла на меня глаза.
— Честное слово, Эмма, дело только во времени.
— Но предполагалось, что ты сразу найдешь агента. Люди вроде как должны к тебе прислушиваться, так? Разве нет?
Она резко дернула головой, подняла бровь.
— Извини, сама не знаю, зачем это сказала. Совершенно неуместное замечание. — Я, приуныв, откинулась на спинку стула. — Просто новости уж очень плохие.
— Постарайся
— И сколько времени понадобится?
— Сколько времени? — Она вгляделась мне в лицо, удивленная тем, как плохо я приняла новости. — Не знаю. Может, несколько месяцев.
Я хлопнула по столу ладонью.
— Несколько месяцев?!
— Просто имей терпение. Эмма, да что с тобой такое?
Конечно, она была права: я восприняла проволочку слишком болезненно. Но меня душили сомнения, и внутри поднималась паника. А вдруг Беатрис сдастся и ее замысел умрет бесславной смертью? Чтобы успокоиться, я сделала несколько глубоких вдохов, расправила плечи и взяла себя в руки.
— Еще раз извини. Я просто люблю эту книгу, вот и все.
Беатрис улыбнулась мне.
— Знаю-знаю. Предоставь хлопоты мне, хорошо? У нас все получится, вот увидишь. — Она снова взяла меня за руку. — Через несколько недель попытаюсь еще раз.
— Через несколько недель? Но почему? Почему так нескоро?
— Потому что мне хочется прикинуть, как действовать дальше. Раз уж лучшие в своем деле нас отвергли, нужно соблюдать крайнюю осторожность и хорошенько продумать следующие шаги. Я не хочу загубить проект, понимаешь? Может, сейчас время неподходящее.
— О’кей, — вздохнула я, сдаваясь. — Понимаю, тебе лучше знать.
— Вот именно, мне лучше знать. Не расстраивайся, Эмма, все получится, не успеешь и глазом моргнуть.
«Вот уж вряд ли, если счет пошел на недели, а то и на месяцы, и вообще бог знает, когда дело двинется», — подумала я, но сделала вид, что разделяю ее уверенность, и отмела грусть.
Мне снились суда на бурной реке. Я в одиночестве плыла на какой-то шаланде, а Беатрис — на большом, напоминающем круизный лайнер корабле в некотором отдалении. Мне отчаянно хотелось к ней. Я размахивала руками, кричала, всеми возможными способами пыталась привлечь ее внимание, но она не замечала меня, а пила себе розовое шампанское и безудержно хохотала в центре небольшой компании. Лайнер был не так уж от меня далеко, и я не могла взять в толк, почему Беатрис меня не видит.
На моей шаланде обнаружились весла. Я схватила их и принялась шлепать по воде в лихорадочной попытке сократить разделяющее нас расстояние, но шаланда не сдвинулась ни на дюйм, потому что я гребла неправильно. Когда я подняла глаза, судно Беатрис превратилось в маленький треугольник вдали, и ужас оттого, что меня бросили, оставили в полном одиночестве и без всякой надежды, был настолько реален, что я проснулась. Сердце быстро колотилось в груди, а волосы стали влажными от пота.
Еще толком не рассвело, но мне не хотелось засыпать из страха снова соскользнуть в недавний кошмар. Я тихонько поднялась и спустилась в кухню сварить себе крепкого черного кофе, которого жаждала всем своим существом. Пока он варился, мысли вернулись к разочарованиям предыдущего дня. На сердце у меня было тяжело с тех пор, как я узнала, что агенты отвергли книгу, —
Что, если она предпочтет дать роль автора кому-то другому? Тому, кто уже успел издать одну-две книжки. Так было бы легче, верно? Или вдруг она переиграет все целиком и полностью, решив публиковаться под собственным именем? В конце концов, сейчас все уперлось в «неизвестного» автора, и получалось, что проблема именно во мне.
Накануне вечером, еще до того, как обрывки сна слились в полноценный кошмар, я решила, что нужно взять все происходящее под свой контроль. Так или иначе, я ведь и была автором книги. Нельзя сидеть в сторонке и ждать, когда все образуется. Слишком часто я так поступала, и куда это меня привело?
Я начала мысленно составлять список своих любимых писателей — отсюда и надо начать. Следующий час я посвятила тому, что выуживала из этого списка тех, кто работал в том же жанре, к которому относилась и новая книга Беатрис. Наконец в кухню вошел Джим, склонился ко мне и нежно поцеловал в губы.
— Ты уже вся в трудах.
— М-м-м…
Он налил себе чашку кофе. По его поведению я видела, что нынче утром он спешит, что ему не терпится погрузиться в дневные заботы. В новых джинсах, которые я ему подарила, муж выглядел отлично. Осушив свою чашку, он наклонился чмокнуть меня в макушку.
— Увидимся вечером, Эм. Хорошего тебя дня. И остерегайся запястно-лучевого синдрома.
— Ха-ха!
У Джима появилась новая шутка: он стал жаловаться, что я подключена к своему ноутбуку и ему, дабы привлечь мое внимание, придется купить рекламное место на странице поисковика. Очень мило.
Вычислить издателей оказалось куда легче, чем я опасалась, причем у большинства из них на сайтах были указаны контактные лица, электронные почты и номера телефонов. К обеду у меня уже был короткий список кандидатов, сопроводительное письмо и сжатая биография (их я написала сама и осталась довольна результатом), которые я отправила вместе с рукописью по семи адресам издателей.
Я проголодалась даже сильнее обычного и решила, что сегодня подходящий день для говядины по-бургундски. Вроде бы я должна была вымотаться, но вместо этого перевозбудилась и весь остаток дня сперва бегала по магазинам, а потом готовила.
Я сидела в салоне красоты на стрижке, когда Джим позвонил сообщить мне свои большие новости. Он выпалил, что министерство финансов поручило «Форуму» провести экономическое моделирование определенной области своей политики.
— И это только начало, — заявил Джим. — Таким образом они просто хотят испытать наши теории на своих реальных материалах. Что произойдет дальше, будет зависеть от результатов, но мы это сделали!
Я засмеялась вместе с ним и попросила не кричать в трубку. Джим был так возбужден, что даже дышал с трудом.
— Будем праздновать, — заявил он. — Приходи в «Таверну», встретимся там. Закажем шампанского, и побольше.
Я была рада за мужа, страшно рада, и поэтому подавила легкое разочарование, которое шевелилось где-то в животе каждый раз, когда телефон звонил и оказывалось, что это не один из издателей, которым я написала. Прошло всего две недели, наверняка для литературного мира это вообще не срок, но, по моим ощущениям, я ждала уже полтора столетия, и каждый раз, снимая трубку, чувствовала себя несколько подавленной.