И тогда я ее убила
Шрифт:
Я надеялась, что Ханна не успела пока с ним связаться, но как бы не так. Господи, до чего же я страшилась этого разговора! И совершенно не была к нему готова.
— Насколько я понимаю, у Беатрис не ожидается новой книги, — продолжил Фрэнки.
— У меня тоже сложилось такое впечатление, во всяком случае, мне так кажется.
Фрэнки озадаченно посмотрел на меня. Я добавила:
— Она работает над романом, это точно, но он пока на стадии замысла.
— Ясно. Значит, это будет обычное интервью?
— А Ханна не сказала?
— Нет, она спросила,
Разговор превращался в полную несуразицу.
— Я тоже ничего не знаю, Фрэнки, кроме того, что Беатрис хочет вместе со мной выступить в «Открытой книге». Только и всего.
— Ох, да ладно тебе, Эмма, не заставляй клещами из тебя вытягивать. В каком хоть ключе планируется выступление?
— Ну, знаешь, наставник и подопечный, как-то так, думаю. — Я тихонько вздохнула. — Возможно, Беатрис хочет поговорить о процессе обучения: как преподавала мне тонкости мастерства, как превратила меня, совершенно неизвестного автора, в писателя, который включен в шорт-лист премии Пултона.
Фрэнки вскинул в воздух обе руки ладонями ко мне, будто пытаясь остановить.
— Нет, Эмма, пожалуйста! Вряд ли это хорошая идея.
«Слава богу!» — пронеслось в голове.
— Ну, знаешь, — я притворилась, будто задумалась над его словами, — в чем-то она права. Она действительно очень меня поддерживала. Давала уверенность, которая была мне необходима. — Мне показалось, что немного душевной щедрости дела не испортит.
— Это твой роман, Эмма. Остальное не имеет значения.
— Знаю, и, если честно, тоже совсем не в восторге от идеи Беатрис, но она прямо загорелась и во что бы то ни стало хочет выступить. — Я посмотрела на него: — Как, по-твоему, мне себя вести?
— Если оставить без внимания тот факт, что именно я, а не Ханна и не Беатрис, занимаюсь твоей рекламой… — Дельное замечание, подумала я. — … Такое поведение отчаянием попахивает, — наконец ответил Фрэнки.
— Вот и у меня точно такие же мысли, — подхватила я, наблюдая, как быстро наполняется помещение. Кто-то из организаторов помахал мне, чтобы я заняла свое место на сцене. — Если откровенно, Фрэнки, как мне ни жаль такое говорить, но, похоже, Беатрис немного, ну я не знаю, не в себе или вроде того. Кажется, ей хочется как-то примазаться к моему успеху, чтобы с ним ассоциировали и ее.
Теперь вид у Фрэнки стал такой, будто ему по-настоящему неловко.
— Я, конечно, не очень хорошо знаю Беатрис, уж всяко хуже, чем ты, но на нее это совсем не похоже.
Перестаралась. Нужно дать задний ход и действовать осторожно, очень осторожно. Я пожала плечами:
— Может, мне показалось, — и пошла к приготовленному для меня креслу; Фрэнки двинулся за мной. — Но в последнее время она твердит, — скрепя сердце продолжила я, — что без нее, без ее руководства, у меня ничего бы не вышло, и всякое в том же духе.
Кто-то на сцене уже объявлял мое выступление. Фрэнки покачал головой:
— Иди лучше. Я поговорю с Ханной.
Я повернулась, положила руку ему на плечо:
— Пожалуйста, не передавай
— Не волнуйся, я просто попрошу ее подождать, прежде чем что-нибудь планировать. В любом случае большой спешки нет: Беатрис уезжает до конца следующей недели.
— Куда?
— В Лос-Анджелес. На общеамериканскую конференцию авторов криминальной литературы и триллеров.
И точно, я просто забыла. Значит, мне не удастся увидеть Беатрис до ее возвращения. Может, оно и к лучшему. Может, ей нужно время подумать о том, что она затевает, о возможных последствиях. А потом в сознании что-то сверкнуло. В самом отдаленном уголке мозга начала формироваться крохотная завязь мысли, смутный намек на идею.
Я вышла на сцену, и раздались аплодисменты, которые долго не затихали. Трудно объяснить тем, кто никогда не испытывал подобного, как действует обожание совершенно незнакомых людей, но самое близкое ощущение — будто на тебе Божье благословение.
Наконец организаторам удалось утихомирить аудиторию, и я начала шестые за последние дни публичные чтения.
ГЛАВА 21
В тот день, когда я слетела с катушек, было холодно. Я помню, потому что надела тогда парку с капюшоном, и никто не счел это необычным или подозрительным. Я сделала все, о чем обычно читаешь в романах. Позвонила Беатрис на городской телефон и прослушала двадцать один гудок, после чего вызов автоматически сбросился. Потом я приехала к ее дому и позвонила с мобильника. Снова безрезультатно.
Я вошла через подземную парковку, трижды позвонила в домофон и уже намеревалась набрать код, открывающий входную дверь, от которой наверх вела лестница, когда через эту самую дверь вышла молодая женщина. Она едва взглянула на меня, голова у нее была опущена. На ней было одно из вездесущих темно-синих шерстяных пальто с капюшоном. Когда она придержала для меня дверь, я заметила слегка потрепанную манжету. Я решила, что она вряд ли здесь живет, хотя в руках у нее был мешок с мусором.
На дверях квартиры Беатрис все еще сохранился старомодный звонок: медный кружок с маленькой выпуклой кнопкой в центре. Я нажала на него всего дважды: хотя мне было любопытно, слышен ли другим жильцам его пронзительный звук, я подумала, что не стоит привлекать к себе внимание, и потому ограничилась этим.
Наконец, удовлетворенно убедившись, что дома никого нет, я достала из кармана ключ и открыла дверь.
«До чего же странные звери — дома», — подумала я не в первый раз. Они пронизаны энергетикой своих обитателей, и квартира Беатрис не стала исключением. Раньше я ни разу не бывала тут в одиночестве, и сейчас все ощущалось совершенно иначе. Тишина, в которую я погрузилась, казалась слегка неуютной, определенно негостеприимной, и не только потому, что никто меня сюда не приглашал. Квартира ощущалась более пустой и холодной, чем следовало бы, даже слегка обвиняющей. У меня даже мурашки побежали, так что застревать тут я не собиралась.