И в горе, и в радости

Кочелаева Наталия Александровна

ГЛАВА 4

Кленов решил времени не терять и, спустившись в сырую пасть метрополитена, через четверть часа уже шел по Моховой — к красивому, красно-заплаканному зданию Академии театрального искусства. Перед входом он замедлил шаг, достал из бумажника фотографию Киры Морозовой, вгляделся. Пожалуй, слишком она бледная и худая, чтобы считаться красавицей… Но глаза, глаза! Да уж, такую надо бы взять в актрисы.

В холле было тихо и прохладно. Из стеклянной будочки не суровый охранник-бультерьер выглядывал — выглядывала хрупкая старушка, божий одуванчик в кружевном воротничке, в седеньких мелких кудряшках.

— Вы куда, молодой человек?

Кленов продемонстрировал одуванчику

удостоверение и прошествовал на второй этаж, где и имел место быть деканат. Он без труда обнаружил доску объявлений — оформленную с шиком, но уже довольно обшарпанную. Список фамилий поступивших — счастливый мартиролог! Каменщикова, Монаков, Морозова… Итак, Кира действительно побывала здесь незадолго до своего исчезновения, да и раньше заглядывала. И ей удалось поступить! Надо же…

— Вам кого? — поинтересовалась маленькая изящная дама, похожая на какую-то тропическую птичку. Птичка выпорхнула из дверей деканата и смотрела на Кленова с птичьим интересом. Предъявленное Кленовым удостоверение явно шло вразрез с этим нежно-удивленным взглядом, но цель была достигнута. Птичка вспорхнула, защебетала и указала Евгению Эдуардовичу на двери, за которыми, по ее словам, помещался Великий и Ужасный, Заслуженный и Народный мастер курса — Сергей Иванович Злотников. Именно к нему на растерзание и поступила маменькина дочка Кира Морозова. И тут можно было бы за нее опасаться. Злотников, безусловно знакомый следователю по многочисленным ролям в кино, сначала специализировался на ролях отважных юнг и лихих гусаров, а после, постарев и располнев, начал играть благородных отцов — есть, кажется, такое театральное амплуа? В последнем нашумевшем российском блокбастере (есть и такие) Злотников сыграл предводителя всея российской мафии, убеленного искусственными сединами, умного, ироничного, всемогущего. Слуга царю, отец солдатам. По физиономии он истинный бабник, отметил про себя Кленов. Ни одной не пропустит.

— Как же, как же, — рокочущим, роскошным басом произнес Злотников. — Кира Морозова… Будет прок, полагаю. А что случилось? Она что-то натворила? Такая, знаете, эксцентричная особа, м-да…

«Масленые твои зенки», — подумал Кленов, мыслями своей матушки, очевидно. Но вслух сказал коротко и ясно:

— Да нет, ничего.

Пусть понимает как хочет. Будем надеяться, у Киры Морозовой не будет впоследствии неприятностей из-за этого визита. К началу занятий она, несомненно, явится в эту порядком захламленную, пахнущую пылью и потом комнату, и тогда — пожалуйте к родным пенатам!

Деметра и Зевс

— Ты должен мне помочь, — сказала Александра вместо приветствия.

— Во-первых, добрый день. — ответил Краснов. Как всегда — спокоен, корректен, сдержан. Кажется, ничто не может возмутить этого олимпийского спокойствия. Даже несанкционированное появление персоны нон-грата в его кабинете. В святая святых! Дубовые панели глушат звук, под ногами — мягкий, благородного синего топа ковер. Сам хозяин сидит за монументальным, похожим на надгробие письменным столом и пялится в лэптоп. Александре подумалось: «Интересно, сидел ли он за ним до моего шумного появления в приемной или уселся только теперь, чтобы продемонстрировать мне — я отвлекаю важного человека от важной работы! Я ворвалась в дом, я покусилась на частную жизнь, все, что я скажу, может быть использовано против меня! Да, так оно и будет. Он всегда был сильнее. Вряд ли мне когда-нибудь удастся загнать его в угол. Всякий раз после разговора с ним у меня оставалось странное ощущение — словно я пыталась поймать шилом шарик ртути. Красивый, переливающийся, серебряный шарик. Его глаза похожи на ртуть. Холодноватое, металлическое серое свечение. Это — глаза моей дочери. Она унаследовала их от него».

— Добрый день.

В который раз Александра сдалась и приняла его правила игры.

— Не желаешь присесть?

Села. Очень удобное, совершенно

неудобное для Александры кресло. Оно слишком мягкое, и, чтобы встать с него, ей понадобятся некоторые усилия. Оно слишком уютное, и в ее бедной голове, измученной бессонными ночами, сразу началось легкое кружение и покачивание.

— Чай, кофе? Сок? Может быть, выпьешь чуть-чуть? Я вижу, ты расстроена.

— Кофе. С коньяком.

Александра никогда не пила так рано. Но чашка кофе сейчас была необходима. Пусть даже с коньяком. Иначе не выдержать.

Женщина с незаметной внешностью принесла и поставила на инкрустированный столик перед Александрой поднос — огненная турка с кофе, чашки, пузатые бокалы, какие-то тартинки и пирожные. Александра даже не успела сообразить, когда Краснов приказал доставить все эти роскошества в кабинет. Или прислуга нынче читает мысли на расстоянии?

Хозяин встал, достал из бара бутылку коньяку.

— Кажется, неплохой, — заявил он после неестественно пристального изучения этикетки.

— Наверное, самый лучший. — Александре удалось вложить в это замечание весь скупо отпущенный природой сарказм. Но Краснов этого не заметил. Вполне убедительно не заметил. Близкие знали эту его манеру — пропускать мимо себя все то, что не может причинить реального вреда. Он словно загораживался невидимым щитом, становился совершенно непроницаем. Впрочем, сарказм тут и впрямь неуместен. У Краснова всегда все самое лучшее. «Именно поэтому он на мне и не женился», — припомнила Александра. У него должна быть самая лучшая жена! Но жена у него так и не появилась. И у Александры нет мужа. Краснов стал первым ее мужчиной. И остался единственным.

Кофе был огненно горяч и вкусен. Коньяк придал ему необыкновенный аромат. Александра всегда была чувствительна к запахам и сейчас безошибочно определила, что для Краснова эта рюмка коньяку — не первая на сегодня. Хотя только пробило полдень. Мало того — сквозь сандалово-кожаный аромат его одеколона, сквозь ментоловый холод дыхания, сквозь кофе и коньяк она уловила шлейф вчерашнего алкоголя. Не запах, скорее намек на запах, но просвещенному достаточно.

— Я тебя слушаю, — сказал он, подавая знак всей своей холеной физиономией — приподнялись густые брови, вздрогнул вопросительно уголок рта, внимательно взглянули шарики ртути. — Тебе нужна помощь. Деньги?

— Нет. Разве я когда-нибудь приходила к тебе за деньгами?

— Мне кажется, в этом не было необходимости.

Краснов деликатно указал Александре на ее шесток. В этом и впрямь необходимости не было. Деньгами он обеспечивал свою несостоявшуюся супругу исправно, ежемесячно. Сначала это были доллары в безликих белых конвертах, их привозил немолодой, смахивающий на Челентано мужчина, шофер Краснова. Потом они стали приходить на личный счет Киры. Не слишком много, не слишком мало. Необходимо и достаточно. Так что он прав.

— Что-нибудь с девочкой?

Наконец догадался спросить.

— Да. Кира… Она пропала.

Встал, заходил по кабинету.

— Поясни.

Тут Александре требовалось все самообладание, чтобы не вскочить, не заорать по-базарному, не устроить истерики.

— Она ушла из дома. Это в лучшем случае. В худшем — стала жертвой преступления.

— Ты заявила в милицию?

«Да! А ты как думал! Что я буду сидеть в своем кабинете и жрать коньяк до обеда, а потом приду к тебе на кофе с тем же коньяком?» Но вместо этого Александра произнесла:

— Да. Конечно. Они убеждают меня, что Кира именно ушла из дома. Что она вернется или как-нибудь даст о себе знать. Что никаких… Никаких криминальных трупов у них не появлялось, что маньяков в области не водится. Что нужно просто ждать…

— Может, они и правы, — протянул Краснов, достал из хрустальной коробочки сигарету, предложил гостье.

Александра никогда не курила, по сигарету взяла зачем-то.

— Это очень крепкие, «Житан», — предупредил ее бывший — муж? возлюбленный? Бывший отец ее бывшей дочери?