И возвращу тебя…
Шрифт:
Похватив Берла под руку, «Че Гевара» потащил его подальше от стойки. Недоумевающий Колька последовал за ними, неся в в обеих руках тарелки с едой. Сделав несколько шагов, дядька воровато оглянулся, хихикнул и приподнявшись на цыпочки, шепнул Берлу на ухо:
— Было!
— Что? — не понял Берл.
— Пенальти… было… сто процентов! — он отстранился, подмигнул и продолжил уже обычным голосом. — Почему опоздали? Пробки?.. Кто из вас Шафман? Ты или он? Погоди, дай угадать… ты! Я прав? Ну скажи — прав?
Берл молча кивнул. Шафман, так Шафман. Какая, собственно, разница? Кем
— А ты, значит, Чико и есть? — спросил он, улыбаясь как можно сердечнее.
— Я?! Ты что? — дядька замахал руками, отчего Че Гевара у него на груди еще больше нахмурил брови и грозно задвигал своими революционными челюстями. — Чико там, за столиком. Сюда, сюда, проходите…
Дрор Наим по прозвищу «Чико» уже вставал им навстречу из-за углового столика, протягивая вперед узкую волосатую кисть. Был он мал ростом, круглолиц и суетлив. Казалось, состояние неподвижного покоя причиняет ему физическую боль, и оттого каждая часть тела использовала для движения малейшую возможность, предоставляемую обстоятельствами. Пальцы непрерывно что-то теребили, локоть елозил по столу, ноги шаркали и переминались, глаза подмигивали, рот — когда молчал — постоянно куда-то дергался, кривился и округлялся. Даже длинные, черные с проседью, блестящие от геля волосы мелко кучерявились, напоминая пружинки, нервно сжимающиеся и разжимающиеся сами по себе.
— Наконец-то! — Чико пожал Берлу руку и по-боксерски качнулся в сторону, заглядывая за богатырскую спину гостя. — А где же Шафман? На улице?
— Не приехал, — сказал Берл, садясь и тем самым заталкивая Чико назад в его угол. — Простудился Шафман. Погода сам видишь какая.
Колька поставил тарелки на стол и уселся с другой стороны. «Че Гевара» остался стоять, выжидающе глядя на своего хозяина. Чико недоуменно моргнул, передернул плечами и сменил по меньшей мере десяток разных гримас.
— Ладно… — пробормотал он наконец и сделал своему напарнику знак садиться. — Мне вообще-то все равно с кем. Главное, чтобы результат был хороший.
— Не, — помотал головой Берл, берясь за вилку. — Главное, чтобы человек был хороший. А результат приложится. Я — хороший. А друг мой — еще лучше.
— А Шафман? — растерянно поинтересовался Чико.
— Не, — Берл отрезал кусочек мяса, зажмурился, пожевал, подумал и констатировал. — Шафман хуже.
— Чего-то я не пойму… — сказал «Че Гевара» с явной тревогой в голосе.
— Погоди, Авиад… — остановил его Чико и выбил пальцами барабанную дробь. — Вы, ребята, того… вы мне сразу скажите: принесли или нет? У меня лишнего времени нету.
Берлу стало весело. Он не имел даже отдаленного понятия, о чем идет речь, и это придавало игре дополнительную увлекательность. В конце концов отпуск это или не отпуск?
— Конечно, принесли, — твердо сказал он. — А как же.
Напротив него Колька делал безуспешные заходы на раздувшееся туловище питы. Берл улыбнулся.
— Коля, ты кусай, не бойся. Закрой глаза и вгрызайся. Фалафель — это для храбрых, как жизнь. Что упадет, то упадет. Живи минутой. И поглядывай за соседом.
— Русские, — неодобрительно хмыкнул «Че Гевара», как будто догадавшись, что речь
— Погоди, Авиад… — повторил Чико и тронул Берла за руку. — Покажи.
— По-твоему, я похож на фраера? — спросил Берл с обидой в голосе. — Сначала ты покажи.
— Что тебе показать?
— Как это «что»? — удивился Берл. — Ты ж не «Мисс Вселенная», бижу. Что ты можешь мне показать, кроме денег?
Чико присвистнул и задергался, как марионетка в руках неврастеника. Теперь уже он изображал обиду и изумление, причем нешуточные.
— Послушай меня, каппара, и послушай внимательно, — произнес он скороговоркой. — Я не знаю, кто ты, как тебя зовут и сколько у тебя людей. Если ты съел Шафмана, то, наверное, человек серьезный. Тем более — кто любит Шафмана? Шафмана не любит никто. Но даже Шафман знает, что везде есть правила. Везде! Даже в футболе! Если какой-нибудь пидор сбивает нашего нападающего в штрафной площадке, то положен пенальти. Так или не так?
— Так! — эхом откликнулся «Че Гевара», для верности пристукнув по столу. — Был пенальти! Сто процентов был!
— Погоди, Авиад… Вот и в нашем деле так же. Никто не платит заранее — ни в Ликуде, ни в партии Труда. Да они и не могут, ты пойми, человек. За ними ведь конкуренты в семь глаз смотрят. У них у всех яйца вот в таких вот тисках! Чуть что — хрясь! — Чико сжал кулак и сморщился, как от невыносимой боли. — Так что пе?чи-ме?чи дают потом, месяца через три, после того, как все уляжется. Откуда же я тебе их сейчас возьму, когда до выборов еще полгода? Мы работаем на доверии, каппара. На доверии! Я ж тебе тоже доверяю. Вот ты приносишь мне бланки, да? Я ж не спрашиваю — откуда? Может, ты этих новых членов партии в психушке подписал. Может, они педофилы все до одного или серийные убийцы. Или старички из дома престарелых, которые имени своего не помнят. Кого волнует? Главное, чтоб не в земле пока и чтоб потом проголосовали как надо. Это уже твое дело и тоже, заметь — на доверии! Люди должны друг другу верить, каппара. Должны дружить. Человек человеку — друг. Друг! Понимаешь?
Берл облегченно кивнул. Теперь он действительно понял. Чико зарабатывал на жизнь перепродажей избирателей для внутрипартийных выборов. Претенденты на приличное место в партийном списке крупной партии обычно нанимали таких подрядчиков для мобилизации нужного количества голосов. Демократия стоила денег и немалых.
Он доел стейк и отодвинул тарелку.
— Понимаю. Давай дружить, уговорил. Знаешь, Чико, есть это у тебя, есть… как его… ну, дар убеждения.
— Как? — не понял Чико.
— Гладко врешь, — пояснил Берл. — Ты сам-то в политику податься не пробовал?
— Всему свое время… — загадочно ответил Чико, подмигивая всем своим телом. — Меня все хотят. Но я пока не решил.
Берл понимающе покачал головой.
— Платформа не устраивает?
— Ага, — Чико опустил уголки губ и важно наморщил лоб, отчего и в самом деле немедленно стал похож на депутата кнессета. — Я за рабочих. За слабые слои населения. Может, свою партию сделаю.
— Да ну? — обрадовался Берл. — А меня запишешь?
«Че Гевара» возмущенно крякнул и приподнялся на стуле.