И возвращу тебя…
Шрифт:
Игорь перевел дух и открыл глаза. Остановка была по-прежнему пуста. Хорошо, что никто не обратил внимания, как он тут пыхтел. Да, сегодня яйца у него заряжены нешуточно. Разбаловался в отпусках… А это значит, что сегодня надо быть осторожным вдвойне. Прежде всего — алиби. Алиби у него всегда одно и то же, надежнее некуда — Васька Капитонов, славянский брат. Васька знает. Васька смеется и говорит: «Им же лучше, жидовкам. От русской спермы, небось, не похужают.»
А тогда, в самый первый раз, он про алиби даже не думал. Так уж получилось. Первый раз так
Вообще-то не совсем девятнадцать. Позорные годы начались в пятнадцать, но все равно — каждый из этих четырех лет шел за пять, не меньше. К девятому классу все его друзья уже трахались, как кролики, и только он еще был девственником. Исступленно онанировал над глянцевыми журналами, а так чтобы с сучкой — нет. Наконец, на одной вечеринке Витька Кузнецов, выйдя из комнаты, где только что трахнул Вероничку — знаменитую давалку из параллельного класса, взял его при всех за плечо и громко сказал: «Хватит сачковать, Игорек. Иди поработай. Вероничке тебя хочется. Все уже по разу прошли, а ей всё не хватает.»
Игорь хотел ответить что-нибудь залихватское, но Витька под общий хохот втолкнул его в комнату и захлопнул дверь. Выскакивать назад означало становиться вечной мишенью для насмешек. Игорь в нерешительности стоял у двери, привыкая к темноте.
— Ну что ты там стоишь, Игореша? — Вероничка лежала на кровати, белея скрещенными ногами. — Раздевайся. Я люблю когда совсем голые.
Игорь стал раздеваться, не в силах оторвать взгляда от курчавого треугольника в низу Вероничкиного живота.
— Интересно? — лениво спросила она. — Витька сказал, что ты это только в журналах видел. А вот это там тоже показывают?
Она широко раздвинула ноги и засмеялась:
— Заходи, открыто.
Во рту у Игоря пересохло. Сердце билось у самого горла. На четвереньках он заполз на кровать. Теперь надо было делать то, что он многократно представлял себе, разглядывая порнографические картинки. Он наконец-то был в постели с женщиной! Игорь почувствовал дрожь в руках и какую-то потную слабость. Его трясло.
— Ээ-э… — разочарованно протянула Вероничка. — Да тебя еще разогревать надо. А я навроде как готовое блюдо заказывала. Ладно, черт с тобой… уж больно хочется…
Она уложила Игоря на спину, оседлала и зачмокала, обхватив его за бедра обеими руками. В голове у Игоря плыло. Перед глазами раскачивалась Вероничкина промежность — почти такая же, как в журналах, но намного менее гладкая. Он не чувствовал никакого возбуждения — ничего, кроме ужасающей слабости и стыда.
— Тьфу! — сказала наконец Вероничка отчаявшись и начала сползать в сторону, отплевываясь и пальцами вытаскивая что-то изо рта. — Мало того, что импотент, так еще и волосы у тебя там лезут. Тьфу! Не везет, так не везет…
Неловко ворочаясь, она случайно заехала ему пяткой по носу. Получилось не очень сильно, но нос у Игоря всегда отличался повышенной слабостью, так что кровь все-таки закапала.
— Витька! —
— Чего? — заорал Витька из комнаты, перекрикивая музыку.
— Иди сюда!
— Чего?.. Эй, вырубите музыку, не слышно!
Музыку вырубили, и в наступившей тишине отчетливо прозвенел громкий Вероничкин голос:
— Забирай своего лысого импотента! А сам иди сюда. Я недотраханная домой не поеду!
Последовавший взрыв гомерического хохота Игорь запомнил на всю жизнь. И тот, и следующий, когда он, наскоро одевшись и зажимая рукой кровоточащий нос, появился в дверях перед пьяной компанией друзей, приятелей и просто малознакомых парней и девчонок.
Какая-то девица спросила:
— У тебя что — месячные?
— Нет, это ему целку порвали, — ответил кто-то другой, и все снова попадали со смеху.
Конечно, он убежал. Но назавтра пришлось снова идти в школу, видеть издевательские усмешки, слышать, как девицы на переменке прыскают ему в спину. А уж «лысый импотент» приклеилось к Игорю накрепко. Теперь его так дразнили даже первоклассники. Он заставил бы мать поменять ему школу, но на практике это означало бы просто расширение круга позора: там непременно узнали бы обо всем. Мир тесен и жесток, особенно мир подростков.
Летом мать увезла его отдыхать на юг, в Крым. В новой компании на берегу не было ни одного земляка-ленинградца, и Игорь наконец-то вздохнул свободно. Конечно, он еще продолжал испытывать неприятное ноющее чувство, присоединяясь к общему хохоту после рассказанного кем-либо скабрезного анекдота или выдавливая из себя шутку по поводу какого-нибудь особо роскошного украинского бюста, вываливающегося из легкомысленного не по размеру бикини… но здесь, где никто не знал его стыдной тайны, можно было представить себе, что на самом деле все в порядке, что случившаяся с ним беда — и не беда вовсе, а ничего не значащая осечка — с кем не бывает? — и все еще волшебно устроится самым наилучшим образом.
Парнем Игорь был красивым, стройным, плавал и нырял лучше многих, умел поговорить; вдобавок ко всему, от деда, многие годы проработавшего на «Ленфильме», он перенял панибратскую, небрежную манеру рассказов о кинознаменитостях — в общем, по всем статьям подходил на роль лидера, короля, центра компании. Увы, лидерство требовало еще и внутренней уверенности, а ее как раз таки и не хватало. Но парадоксальным манером именно то, что Игорь столь небрежно отказывался от короны, придавало ему дополнительную загадочность, делая и вовсе неотразимым.
В общем, никого не удивило, когда на него положила глаз самая красивая блондинка в компании. Когда Игорь почувствовал опасность, было уже поздно. Ночное купание на пустынном пляже завершилось почти полным повторением истории с Вероничкой. И хотя кемеровская блондинка выразила свое разочарование намного более интеллигентными словами, чем грубая питерская нимфоманка, Игорю от этого легче не стало. Даже наоборот, презрительные слова утешения отчего-то звучали еще унизительней откровенного издевательского гогота.