И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата
Шрифт:
Название «Вестника Европы» особенно располагало к рифмованным шуткам насчет этого журнала:
Нынешняя наша словесность есть и должна быть благородно-независима. Мы одни должны взяться за дело и соединиться. Но беда! мы все лентяй на лентяе – материалы есть, материалисты есть, но o`u est le cul de plomb qui poussera ca [где тот свинцовый зад, который будет толкать все это] где найдем своего составителя, так сказать, своего Каченовского? (в смысле Милонова – что для издателя хоть «Вестника Европы», не надобен тут ум, потребна только <->) (из письма Вяземскому от 7 июня 1824 года [Пушкин: XIII, 96]).
Вяземский после публикации в «Вестнике Европы» ответа М.А. Дмитриева на его статью пишет А.И. Тургеневу: «Ругай они меня, как хотят,
Естественно, что шутки на эту тему бытовали преимущественно в устной сфере, и не только в кругу литераторов. Именно устный характер объясняет немногочисленность сохранившихся примеров использования рифмопары в связи с «Вестником Европы». Однако «авторитетность» шуток, запоминаемость рифменной «привязки» этого журнала была столь сильна, что позволила Цветаевой (вопреки очевидности9) писать, что Пушкин рифмовал «Вестник Европы» только подобным нелестным образом:
Ох, брадатые авгуры!Задал, задал бы вам балТот, кто царскую цензуруТолько с дурой рифмовал,А «Европы Вестник» – с…Пушкин – в роли гробокопа?Как мы показали на других примерах, рефлексия над литературным процессом первой половины XIX века и развитием журналистики вообще постоянно подсвечивалась «европейской темой», которой существенный оттенок придавала и интересующая нас рифмопара. Впрочем, развитие этого сюжета выходит за рамки заявленной проблемы.
Наши заметки не претендуют на полноту описания материала. Мы имели целью поставить вопрос о взаимоотношении идеологии с явлениями, прямо к ней не относящимися. Они могут принадлежать к разным знаковым рядам: в процесс образования идеологем могут быть вовлечены, например, очертания страны на географической карте (Италия – самый яркий пример) или бытующие в устных жанрах словесности шутки и каламбуры.
Первый случай безусловно более универсален; второй, о котором шла речь в нашей статье, в значительной степени обусловлен свойствами национального языка и непереводим (мы затрудняемся представить себе, как выглядит устойчивое сопряжение предметов, о которых шла речь выше, с точки зрения иноязычного наблюдателя, не знающего о нашем клише; скорее всего, – странновато).
Несомненно, изучение этого «нижнего этажа» (или даже «подвала») идеологии, которым обычно пренебрегают, задача равно сложная (в силу слабой фиксированности устных жанров) и увлекательная.
Примечания
1 Ср. в последнем куплете того же стихотворения (являющегося ближайшим прецедентом знаменитой инвективы «Клеветникам России») подведение итогов Отечественной войны 1812 года с обсценной рифмовкой другого «русизма», каламбурно перекликающегося с aversa:
«Ты помнишь ли, как были мы в Париже, / Где наш казак иль полковой наш поп / Морочил вас, к винцу подсев поближе, / И ваших жен похваливал да <– >?» [Пушкин: III/1, 82].
2 «Студент бежит быстрей трамвая, / Пустым желудком громыхая. / И на штанах его давно / В Европу прорвано окно» [Русский школьный фольклор: 446]. В связи с пушкинской формулой см. также: [Найман].
3 «А раз так, мы должны, я считаю / Как один всей великой страной, / Обратив свои взоры к Китаю, / Повернуться к Европе спиной. // И, слегка наклонившись при этом, / Брючный пояс ослабить чуток… / Что и явится лучшим ответом / Расширеньям любым на восток». Иртеньев реализует семантический потенциал, заложенный в рифменном клише – in absentia самого клише (первый компонент присутствует, второй введен перифрастически). Текст Иртеньева иронически направлен против описанной линии развертывания сюжетного потенциала клише.
4 Отметим, что в «Скифах» представлена
5 Ср. также надпись Тургенева к портрету Краевского: «Не знакомый ни с Европой, / Ни с родною стороной, / Он берет свинцовой… / И чугунной головой» [Тургенев: 384]. Сочетание это имеет свою историю: см. далее пример из письма Вяземского, в котором оно применено к другому усердному редактору– Каченовскому.
6 In absentia рифменного клише ср. также экспромт Некрасова из письма М. Лонгинову от 1 июля 1857 года, связывающий Запад – с книгопечатанием, а Россию – со скатологией: «Наконец из Кенигсберга/Я приблизился к стране, / Где не любят Гуттенберга / И находят вкус в говне. / Выпил русского настою, / Услыхал „е…а мать“, / И пошли передо мною / Рожи русские плясать» [Некрасов:79].
7 Шуточные стихи А.К. Толстого занимают в истории употребления интересующей нас рифмопары особое место. Помимо процитированного в эпиграфе наших заметок афоризма Фаддея Козмича Пруткова и других «Военных афоризмов», атрибутируемых Толстому и Алексею Жемчужникову и опубликованных впервые в 1922 году, упомянем также парадоксально трансформирующее тему немецкое стихотворение Толстого «Stolz schreiten einher die Preufien…», где aversa оказывается не русским, но прусским атрибутом: «Und aile sind Kallipygen, / Es steht im Wackel des Fetts / Geshrieben mit deutlichen Z"ugen: / Sadova und Konigingratz! <…> Sie schreiben uns vor ihren Kodex / Und ^andern die deutsche Geschicht’! / Und jeder preufiische Podex / Sich halt fur ein Gesicht» [Толстой 1984: 436]. Показательно, что переводчик этого стихотворения М.А. Фроман «восстановил» русское клише: «Меняя судьбы Европы, / Свой кодекс нам в уши трубя, / – Каждая прусская… / За личность считает себя» [Толстой 1937: 704]. (Указанием на текст мы обязаны А.С. Немзеру, которого благодарим также за другие замечания, высказанные при обсуждении работы, а указанием на перевод – Г.А. Левинтону.)
8 Ср. также известную миниатюру, включающую игру с двумя подразумевающимися обсценными рифмопарами: «Напрасно ахнула Европа, / Не унывайте, не беда! / От п<етербургского> потопа / Спаслась П<олярная> 3<везда>» [Пушкин: II, 386].
9 Пушкин ни разу прямо не рифмует название журнала Карамзина – Жуковского – Каченовского таким образом. Эту рифму находим все у того же А.К. Толстого: «Скорее на небе луну / Заменит круг презренной…., / Чем я хоть мысленно дерзну / Обидеть „Вестника Европы!"» [Толстой 1984: 398].