И все началось с мечты
Шрифт:
Не буду описывать весь свой день, думаю, ни к чему это. Да и интересного мало было, я только разгружал хлеб да слушал нравоучения отца. Аппетита совсем не было, и я сразу отправился в свою каморку.
Я метался по комнате, как раненый зверек. Смотрел на свое отражение, и мне в один миг показалось, что мне даже подмигнули – я – себе. Я опять сжал кулак, с такой силой, что у меня просочилась струйка крови. Запулил кепку куда подальше, отыскал свой рюкзак и давай метаться по комнате, собирая вещи.
Да, впервые в жизни я решил поставить на кон свою дальнейшую судьбу. Я решил сбежать. Если меня застукает отец за таким делом, то мне точно можно сразу же покупать наручники для собственной
Дорогая мама!
Я тебя очень люблю и не хотел бы причинять тебе боль. У тебя и без меня есть тот, кто с легкостью это делает.
Я решил уйти, как говорит отец, во взрослую жизнь. Пойми меня правильно, я не хочу работать шофером, носить эту дурацкую кепку в машинном масле и быть похожим на отца. У меня есть своя мечта, я хочу стать писателем.
В этом доме мне никто не разрешит заниматься тем, чем я хочу. Однажды я попытался поговорить с тобой о твоей мечте, но ты мне внятного ответа не дала. Да и я понял, что ты уже привыкла так жить, поэтому с собой не зову. Ты не против, я попробую другую жизнь? Я знаю, она есть, о ней я читал в книгах. Куда я поеду? Разумнее будет не сказать об этом, так как я очень боюсь гнева отца.
Прошу за меня не переживай, я справлюсь. Мне очень будет не хватать твоих теплых рук и объятий. Спасибо за все, береги себя! Ты мой единственный родной человек на этом свете. Домой я больше не вернусь, только не плачь, пожалуйста. Как только я чего-то добьюсь в этой жизни и стану писателем, я дам о себе знать.
P. S. Мам, не ругайся на меня, но я возьму немного продуктов на первое время. Знаю, ты бы разрешила. Целую крепко и обнимаю!
Я аккуратно свернул послание маме, положил его к себе на кровать. Сложил все самое необходимое в рюкзак. Прокрался на цыпочках, как вор из своей комнаты через весь дом и дал деру. Сам не ожидая от себя такой прыти, я испугался и встал как вкопанный перед калиткой.
Я вглядывался в темноту и каждый раз вздрагивал от биения своего сердца. Ну и куда нам идти, бегали хаотично мысли, как муравьи. Но в эти минуты я себя зауважал прям, чувствовал себя неким храбрецом, который совершил по-настоящему годный поступок за всю жизнь. Мама бы мной гордилась сейчас.
На ум пришло только одно место, куда я мог сейчас пойти. Когда я развозил хлеб с отцом в этой вонючей кепке, то на окраине увидел заброшенные дома. Туда-то я и отправился.
Воспоминание
Я вспоминаю тепло маминых рук, которые вытирают поток слез с моих щек. Она прижимала меня к себе, пока не видел отец, и приговаривала:
– Что с него взять, вот такой он, своенравный, но быстро отходчивый. Не плачь, Андрюша, я тебя люблю.
После воспитательных работ отца, мама всегда приходила меня успокаивать. Напоминала мне, что я очень хороший паренек, добрый и открытый.
– А помнишь, как ты котенка спас с дерева? Он был напуган, взъерошен и истошно кричал, чтобы ему помогли. Ты тогда ничем от него не отличался, тоже стоял с выпученными глазами и с огромным желанием снять его оттуда. И полез. Конечно, сам свалился, так и не добравшись до котенка. Но твое огромное и доброе сердце не дало пройти
– Угу, – отозвался я, – помню, – и прижался еще сильнее к теплой руке мамы.
Она всегда приносила мне стакан молока и мое любимое овсяное печенье. Я шваркал молоком, откусывал печенье и уже забывал обо всем на свете. В те моменты мне было так спокойно. Никогда не забуду тепло маминых рук и вкус овсяного печенья с примесью соли от слез.
Я добрел до заброшенных домов. В полумраке они выглядели зловеще. Покосившиеся от времени ставни с облупленной краской, уже практически нет крыши и печная труба набекрень. Я поежился. Может быть, и не каждому человеку нужна свобода. Вот живешь ты, у тебя есть твой командир, и ты уже знаешь, как жить. А когда ты одиночка, то должен стать сам себе командиром, придумывать план действий, разрабатывать карты с маршрутами и в одиночку принимать решения. К какому классу я отношусь, пока непонятно. Я еще раз поежился и посмотрел на убогие дома.
Первый вариант я уже прочувствовал на себе, мой отец знатный командир и легко проложил нам с мамой карту жизни. Пора испробовать на себе второй вариант, и я уверенно шагнул, не забыв при этом сжать кулак.
Первая ночь прошла вполне сносно. Я спал, как младенец, мне снился сон, что я стою на сцене, в костюме, с бабочкой, что для меня совсем несвойственно. Я привык носить более расслабленную одежду, без официоза. И мне вручают награду за книгу, какую награду, я не запомнил, но отчетливо слышал, как зрительный зал взорвался в овациях.
Тут я подумал о доме. Представил, как мама нашла записку и расплакалась. А отец как всегда обзывался и орал. Мне стало тоскливо, я заметил, как по щеке потекла одинокая слеза. Но отступать было поздно, я не мог позволить себе такую роскошь, как вернуться домой и самовольно отдать себя на растерзание отцу.
Тем временем дома
Мама нашла записку, как я и предполагал. Села и заплакала, уткнувшись в листок.
– Как же ты, Андрюша, справишься один, – запричитала она. – Бедный мой, прости, что я не дала тебе жизни, о которой ты мечтаешь.
Разъяренный отец ворвался в комнату, вырвал из рук письмо, бегло прочитал:
– Ну и щенка ты воспитала, посмотри, что выкинул. Ничего, приползет домой как миленький, когда жрать захочет. Твое отродье.
И влепил пощечину жене с такой силой, как отбойный молоток расправляется со своей жертвой.
Целыми днями я сидел и писал. На пальце образовалась знатная мозоль, но я не обращал внимания на боль. Я сидел за столом и как одержимый перебирал исписанные листы, перечитывал, вносил правки или вовсе выбрасывал то, что мало походило на приличный кусок книги.
Через пять дней я понял, что у меня закончились все продукты и пора что-то придумывать. Тем более у меня появилась напарница, которой пришлось подавать завтрак, обед и ужин. А я был не против, зато не одинок. Мышь оказалась прекрасным слушателем и благодарным читателем, вечерами после ужина мы устраивались около печки, и я зачитывал отрывки из своей книги, а она восторженно издавала писки.
На следующий день я поплелся на рыболовную станцию. Устраиваться грузчиком. Меня без особых проблем взяли, работать никто не хотел. Погрузка и разгрузка рыбы считалась уж очень тяжелой и вонючей работой, но мне не привыкать. Платили мне копейки, но я спокойно смог теперь прокормить себя и свою напарницу. Ранним утром я приходил, работал по четыре часа сменами, отоваривался продуктами и шел домой. Спал пару часов, готовил и садился писать.