И все небо для нас
Шрифт:
– Ты так похожа на свою маму, – дядя улыбается уголками глаз.
Поперхнувшись, прокашливаюсь и отпиваю воду.
– Вот обязательно такое говорить, когда я ем? – ворчу, закручивая крышку на бутылке.
– Дядя, а ласскажи нам больше о маме, – просит вдруг Мила.
Мы одновременно затихаем, глядя на него. Он смотрит на нас с хитринкой, и когда я уже собираюсь поторопить его, наконец говорит:
– Она была очень правильной. Слушалась маму и папу, не ругалась, дотемна не задерживалась, забирала меня из детского
– М-м-м, – сестра мычит, вцепившись ладонями в стул. – Ты… сделал так, чтобы она… делала то, что тебе нужно?
– Да, именно, – дядя смеется и поглаживает ее по голове. – Ты такая умница!
Лицо Милы разглаживается и сияет. Меня накрывает волна белой зависти. Ее кожа такая чистая, невинная, не то, что моя – жирная с периодически выскакивающими прыщами. Во всем виноваты гормоны и стресс.
– Через десять минут пойдем дальше, – говорит Тихон.
Натягиваю кепку на голову и опускаю козырек пониже. Съезжаю на стуле и скрещиваю руки на груди:
– Посплю немного. Разбудить не забудьте.
Конечно, спать я не собираюсь, как и оставлять Милу одну с Тихоном. Что бы он ни говорил, какие бы слова ни подбирал, не успокоюсь, пока он не убедит меня, что я ошибаюсь. А ошибаюсь я редко.
Из-под козырька наблюдаю за ногами и руками Милы. Она часто стучит локтями по столу, притопывает по полу.
– А где мы будем спать вечелом? – спрашивает Мила.
– Мы снимем номер в отеле.
– Ого! А что это?
– Это временное пристанище для путешественников и деловых людей.
– Здолово! А мы сможем остаться там навсегда?
– Нет, потому что за каждый день придется платить деньги. Лучше уж мы дойдем до моего дома, где можно жить бесплатно.
Мила шуршит фантиком. Маленькая обжорка. И чем не хоббит? Они тоже постоянно едят.
– Мила, можешь рассказать о Вере?
– А чего о ней лассказывать? Она же не интелесная.
С трудом сдерживаю усмешку. Интересно, что она про меня наплетет?
– Как же так? Я уверен, если спросить у нее, то она расскажет о тебе много хорошего.
– Нет.
– Почему ты так думаешь?
– Она меня не любит, – голос сестры дрожит, – она обо мне заботилась только из-за мамы. А тепель мамы н-нет. И она блосит меня и убежит.
Сестра громко шмыгает носом и выдыхает.
– Она уже убегала и оставляла меня одну.
В горле першит. Только бы не закряхтеть.
– Ваша мама мне об этом не рассказывала.
– Ну… когда мне было четыле годика, Вела оставила меня во дволе на качелях и ушла. А я ее ждала до самого вечела. Потом плишла мама и увела меня домой, а Велу мы искали целый день вместе с… людьми. Которые сами… помогают.
– С волонтерами, – подсказывает дядя.
– Да! И какой-то человек
Дыхание сестры учащается.
– Посмотри на меня, малышка, – дядя вдыхает, поднимая руки вверх, и выдыхает, опуская их. – Повторяй за мной.
Мила жестикулирует руками и дышит, шмыгая. Понемногу она приходит в себя, а я размышляю, что всего два года назад поступила как неразумный ребенок, и вскоре после этого заболела мама…
Не хватает воздуха. Беру со стола пакетик сока и выхожу на улицу. Гневно вставляю трубочку, гневно всасываю содержимое. Яблочный вкус задевает язык и исчезает в пищеводе. Слишком быстро выпила, даже удовольствия не получила.
Я думала, что сестра этого не помнит. Тогда прошел всего день, с Милой ничего не случилось. Я хотела избавиться от прицепа, с которым изо дня в день возилась четыре года подряд, будто сама была молодой матерью. Эгоистично, но у детских нервов тоже есть свои пределы.
Сминаю пачку сока, выкидываю в урну и возвращаюсь. В кошельке осталась мелочь, на карточке в скором времени баланс достигнет нуля. Теперь мы с Милой нищие сироты.
– Вела! – кричит сестра на всю заправку.
Оборачиваюсь. Она радостно машет, а на голове у нее розовая шляпка.
– Смотли, что мне дядя Тиша купил!
Как же хорошо быть ребенком. Никаких дилемм, только счастье и подарки.
– Хочешь, куплю и тебе что-нибудь?
– Нет уж, спасибо. У меня кепка есть, – с вызовом поправляю козырек и иду к столику. Подхватываю рюкзак, наскоро смахиваю туда оставшиеся пакетики с чипсами и орешками. Надолго не хватит, но будет, чем перекусить, если Хоббит проголодается.
– Не хочешь поговорить о побеге? – тихо спрашивает дядя.
– Нет, – отмахиваюсь и выхожу на улицу.
5
Волосы прилипают к шее и щекам. Кепка влажная от пота на висках и лбу. Зря выкинула те шорты в начале лета, сейчас они бы спасли меня от липкой жары.
Промзона заканчивается, и теперь мы идем вдоль дороги. Скоро выйдем на трассу и надо будет идти по краю, стараться не скатиться с обочины в овраг или не упасть под колеса проезжающих мимо машин.
Налетает долгожданный ветерок. Прикрываю глаза, наслаждаясь моментом. Кроны деревьев шуршат, приветствуя горе-путешественников в своих краях. Ненадолго становится легче дышать.
Чем ближе к трассе, тем больше автомобилей поднимает пыль, а грозно гудящие фуры обдают выхлопами. От нее слезятся глаза, и скребет в горле.
– А почему мы не едем на автобусе? – спрашивает Мила.
Мысленно поддерживаю ее. Разве есть смысл тащить детей по жаре? Неужели дядя настолько бедный?
– Долгая прогулка укрепляет дух, – бодро отвечает Тихон.