И всё-таки я люблю тебя! Том 2
Шрифт:
– От Краснова? Нет. Не помню.
– Вспомни. Ведь письма всегда ты берёшь у вахтёра. Куда ты дела это письмо?
Голос Николая Ефимовича становился всё громче, а лицо от гнева побагровело. Вера испуганно захлопала глазами.
– Я никуда его не дела.
– А куда же оно пропало? Ты его выкинула? Потеряла? Спрятала? – кричал в бешенстве Николай Ефимович.
– Я не… не… – всхлипнула Вера.
На крик пришла Анна Брониславовна.
– Что случилось? – сначала удивилась она, но потом, взглянув на Веру, нахмурилась. – Опять она что-то натворила?
– Она потеряла письмо от Краснова! Ты представляешь? Она… – Николай Ефимович схватился за сердце.
– Боже мой! – воскликнула Анна Брониславовна. –
Анна Брониславовна усадила мужа в кресло, дала ему лекарство и, нежно гладя его по плечу, уговаривала:
– Тише, тише, тише… Не нервничай. Подумаешь, письмо, стоит ли так из-за него переживать? Если Краснову надо, так он ещё напишет или позвонит.
Николай Ефимович как-то сжался, руки его безвольно лежали на коленях, а пальцы заметно дрожали. Кровь отхлынула, сделав его теперь мертвенно-белое лицо ещё более постаревшим.
– Анечка, он умер, – простонал Николай Ефимович, – он застрелился! Мне позвонил Крылов и рассказал, что сегодня утром его нашли на даче. Перед… перед смертью он написал записку. О чём там говорится, Крылов не знает.
– Какой ужас! – охнула Анна Брониславовна. – Как же он на такое решился?!! У него же жена, сын… Надо позвонить им, выразить соболезнование.
– Я только что звонил. Его жена со мной разговаривать не захотела. Сказала, что я тоже виноват в смерти Василия Ивановича. Он месяц назад прислал мне письмо, где просил о помощи. Он так ждал, что я хоть что-то сделаю! И, не дождавшись даже моего телефонного звонка, он понял, что рассчитывать ему не на кого и… – голос Николая Ефимовича задрожал, он закрыл лицо ладонью. – Аня, я ведь ничего не знал! Я даже не знаю, что у него случилось. Где же то проклятое письмо?
– Подождите, вы сказали, его звали Василий Иванович? – робко спросила Вера.
Николай Ефимович вскочил с кресла и, взяв Верочку за плечи, посмотрел ей в глаза.
– Да-да, Василий Иванович. Ты брала это письмо?
– Да, я вспомнила. Я ещё удивилась, что его звали, как Чапаева. Я брала это письмо. Вернее, я его только принесла от вахтёра.
– А куда ты его потом дела?
– Никуда. Положила на тумбочку в коридоре.
– И куда оно подевалось? Вера, зачем ты меня обманываешь? Я тебя очень прошу, признайся, куда ты дела то письмо!
– Почему вы решили, что я вас обманываю? – обиделась Вера. – Я правда не брала вашего письма. Да и на кой оно мне?
– Но кто, по-твоему, его взял?
– Не знаю, – ответила Вера и взглянула на свекровь. Та стояла с каменным лицом, и только руки, нервно теребящие пуговицу на блузке, выдавали её волнение.
– Глаша, ты не брала? – строго спросил свёкор.
– Нет, что вы, Николай Ефимович, я никогда не трогаю ваши вещи, вы же знаете, – испуганно затараторила Глаша, – честное слово, я даже не видела того письма…
– Вера, говори, где письмо! – свёкор еле сдерживал злость. – Не испарилось же оно! Кроме тебя, взять было некому. Зачем ты мне врёшь? Признавайся немедленно, куда ты его дела?
Вера взглянула на свекровь, но та, опустив глаза, молчала.
– Я вру?!! Я вру?!! Ах так! Некому, значит, взять, да? Здесь все, кроме меня, такие честные, да? – Вера так взбесилась! Она стала кричать на всю квартиру: – Анна Брониславовна, ну что же вы молчите? Вы же всегда так кичились своей честностью и принципиальностью! «Ах, Вера, в нашем доме никто никогда не врал. Я не позволю никому обманывать», – говорили вы. Так? И где же теперь ваша принципиальность? Где честность? Струсили? Легче спихнуть всё на меня? Правильно, всё равно все меня здесь считают врушкой. Хотя я всегда говорю правду. Но мне никто почему-то не верит. А вам верят. Хотя я чужие письма в отличие от вас не читаю. И свою вину на других не спихиваю!
Свекровь побелела.
– Что
– Подожди, я не понял, – вмешался свёкор, – кто читал чужие письма?
– Она! – Вера пальцем показала на Анну Брониславовну и тоном прокурора добавила: – В тот день было только одно письмо от вашего Чапаева. Ой, простите, от Василия Ивановича. Я положила его на тумбочку. А позже, когда я вошла на кухню, то увидела, как Анна Брониславовна читает письмо. Она усекла, что я застукала её, схватила со стола конверт и смылась в свою спальню. Вот так всё и было. Так кто после этого врушка и воровка? А?
Вера упивалась своей ролью народного обвинителя. Тем более что попалась эта ненавистная ей фифа-интеллигентка, считающая её, Веру, какой-то дворовой болонкой. А сама-то оказалась ещё похлеще!
– Аня, это правда?! – Николай Ефимович с удивлением взглянул на жену.
Анна Брониславовна окаменела.
– Аня, неужели это ты?!! – ужаснулся свёкор.
И тут Анна Брониславовна заговорила. Голос её дрожал, она постоянно нервно облизывала губы. Видно было, что каждое слово она произносила с большим трудом.
– Понимаешь, я не могла тебе его отдать. Пойми, я боялась за тебя. Я боялась за Вадима. Я не могла…
– Рассказывай всё, – ледяным тоном потребовал Николай Ефимович.
Свекровь тяжело опустилась в кресло и глухим голосом начала говорить:
– За несколько дней до письма я узнала от Клавдии Петровны, что у Красновых большие неприятности. Их сын связался с какой-то компанией оболтусов, которые от скуки возомнили себя чуть ли не революционерами и составляли план, ни больше ни меньше, как свержения существующего строя и превращения нашей страны в капиталистическую державу! Ты представляешь? Они даже название придумали своей банде: «Капиталистическая ассоциация коммунистических авантюристов». Сокращённо – КАКА. Как тебе названьице? Я, конечно, понимаю, что всё это было идиотской игрой. Их Гена на самом деле неплохой парень. Но надо же и меру знать! Короче, один из этих мальчишек проговорился. Последствия были ужасными. Как пошутила Клавдия Петровна, вот они все и обкакались со своей КАКАй. Пошло, конечно, но очень метко сказано. Так вот, их, естественно, исключили из комсомола, выгнали из института. На всех, и на Гену в том числе, завели уголовное дело. Как он ни оправдывался, что всё было просто шутки ради, просто игрой, всё бесполезно. Но хуже всего, что позор пал и на Василия Ивановича. Его тут же спровадили на пенсию, причём по-тихому, без банкета и прощальных речей. Отобрали машину с шофёром. От него все отвернулись. Конечно же, всё происшедшее его сломило. Я знала, что он попросит у тебя помощи. Я с ужасом ждала, что он тебе позвонит или напишет. Ты не сможешь ему, своему старому другу, отказать. Я знаю, ты бы стал хлопотать за него и его оболтуса даже у министра! Но, Николай, пойми, этого нельзя было делать! Заступаясь, ты сам бы замарался как товарищ врага нашего социалистического общества! Тень пала бы и на тебя! И на нашего сына!!!
Николай Ефимович с ужасом слушал жену.
– Да как ты могла решать за меня? – вдруг закричал он. – Я что, маленький ребёнок? Я сам не могу принимать решения и поступать, как считаю нужным? Кто дал тебе право лезть в мои дела?
– Николай! – испугалась свекровь. Он ведь никогда раньше не повышал на неё голоса. – Николай, не кричи на меня. Я ведь переживала за тебя, за твоё здоровье. У тебя больное сердце, тебе нельзя нервничать. А в этой ситуации ты не смог бы оставаться равнодушным. К тому же подумай о нашем сыне. Ведь он тоже дружил с Геной и даже переписывался с ним! Представляешь, если бы ты стал заступаться, там бы решили, что наш сын тоже как-то связан с этой бандой. Это было бы крахом карьеры Вадима!!! Я думала…