И всех их создал Бог
Шрифт:
– Ну уж нет. Ей же больно. Да ты только погляди на ее глазищи.
Я его вполне понимал. Глаза Мертл были двумя озерами глубоких чувств, и в них без труда читался кроткий упрек.
Стиснув зубы, я ее осмотрел, заранее зная, что не найду ничего ненормального. Но втолковать это толстячку мне не удалось.
– Ну дай ей еще одну чудотворную таблеточку, – взмолился он. – В тот раз ей мигом полегчало.
Спорить с ним у меня не было сил, и Мертл снова навитаминилась.
С огромным облегчением Хемфри неверным шагом направился в гостиную к заветной бутылке.
– После
Следующие несколько месяцев эта сцена повторялась вновь и вновь – всегда после скачек и всегда между полуночью и часом. У меня было достаточно возможностей проанализировать ситуацию, и вывод просто напрашивался.
Большую часть времени Хемфри оставался в меру заботливым владельцем собаки, но под влиянием алкоголя привязанность к Мертл преображалась в сентиментальное обожание и ощущение вины перед ней. Я покорно приезжал по его вызовам, понимая, как его потрясет мой отказ. Лечил я Хемфри, а не Мертл.
Меня забавляло упрямство, с каким он отмахивался от любых моих уверений, что приезжал я совершенно зря. Он был глубоко убежден, что его любимица осталась в живых только благодаря волшебной таблетке.
Нет-нет, я вовсе не отвергаю возможность, что Мертл действительно обращала на него свои томные очи с горьким упреком. Собаки вполне способны чувствовать и выражать неодобрение. Моего Сэма я брал с собой почти повсюду, но если иногда оставлял его дома, чтобы свозить Хелен в кино, то он забирался под кровать, долго там дулся, а вылезши, еще час старательно нас не замечал.
Меня пробил холодный пот, когда Хемфри сообщил мне о своем решении повязать Мертл. Ее беременность не сулила мне ничего хорошего.
Так оно и вышло. Толстячок то и дело впадал в пьяненькую панику, всякий раз совершенно без причин, и на протяжении девяти недель через правильные промежутки времени обнаруживал у Мертл то одни, то другие, но всегда воображаемые симптомы.
Наконец, к огромному моему облегчению, Мертл произвела на свет пятерых здоровых щенков. Ну уж теперь-то я передохну! По правде говоря, я по горло был сыт полуночными звонками Хемфри. Я всегда считал себя обязанным ехать, когда мне звонили ночью, однако Хемфри довел меня до белого каления. Принципы принципами, но я чувствовал, что в одну прекрасную ночь я ему все выскажу.
Кризис наступил недели две спустя. День у меня выдался жуткий. Выпадение матки у коровы в пять утра, потом бесконечная тряска по дорогам туда-сюда практически без завтрака и обеда, а на сон грядущий – схватка с министерскими анкетами. (Я сильно подозревал, что безбожно напутал в графах.)
От своей бюрократической бездарности я всегда приходил в бессильную ярость, и когда наконец заполз под одеяло, перед глазами продолжали кружить эти пыточные анкеты, так что сон ко мне пришел только глубокой ночью.
Я знаю, что это глупо, но во мне живет суеверное чувство, будто судьба злорадно выжидает, когда мне особенно захочется выспаться, и тут она, похихикивая, подстраивает очередной вызов. А потому, когда у меня над ухом
– Алло! – пробурчал я.
– О-о… о-о… о-о-о-х! – Знакомое, знакомое вступление!
Я скрипнул зубами. Только об этом я сейчас и мечтал!
– Хемфри! Ну что на сей раз?
– Ох, Джим, Мертл и вправду помирает. Я всем нутром чую. Приезжай побыстрее, а?
– Помирает? – Я хрипло перевел дух. – Это почему же?
– Ну… вытянулась на боку и вся дрожит.
– Еще что-нибудь?
– Ага. Хозяйка говорила, что Мертл, когда она ее в сад выпустила, какая-то тревожная была и ноги у нее словно бы не гнулись. Я ведь только-только из Редкара вернулся, понимаешь?
– Так вы на скачках были, э?
– Это точно… А свою собачку бросил. Скотина я последняя!
Я закрыл глаза. И когда только Хемфри надоест придумывать симптомы! Ну что на этот раз? Дрожит, тревожится, ноги не гнутся. А раньше – пыхтела, дергалась, головой трясла, уши мелко дрожали. Что он в следующий раз углядит?
Но хорошенького понемножку.
– Вот что, Хемфри, – сказал я. – Ничего у вашей собаки нет. Сколько раз мне вам повторять…
– Ох, Джим, милый, поторопись! О-о-о! О-о-о-х!
– Я не приеду, Хемфри.
– Да ты что? Ей же все хуже становится, понимаешь?
– Я говорю совершенно серьезно. Это просто напрасная трата моего времени и ваших денег. А потому ложитесь-ка спать. И за Мертл не тревожьтесь.
Стараясь устроиться поудобнее под одеялом, я подумал, что отказываться поехать на вызов – дело очень нелегкое. Конечно, мне было бы проще встать и принять участие еще в одном спектакле в Седр-хаусе, чем впервые в жизни сказать «нет», но так продолжаться не могло. Надо же когда-нибудь и твердость проявить.
Терзаемый раскаянием, я кое-как задремал, но, к счастью, подсознание продолжает работать и во сне, потому что я вдруг проснулся. Будильник показывал половину третьего.
– Господи! – вскрикнул я, глядя в темный потолок. – У Мертл же эклампсия [2] .
Я слетел с кровати и начал торопливо одеваться. Видимо, я нашумел, потому что Хелен спросила сонным голосом:
– Что такое? Что случилось?
– Хемфри Кобб, – просипел я, завязывая шнурок.
– Хемфри… Но ты же говорил, что к нему торопиться незачем…
– Только не сейчас. Его собака умирает! – Я злобно посмотрел на будильник. – Может быть, вообще уже поздно. – Машинально взяв галстук, я швырнул его в стену. – Уж без тебя я обойдусь, черт побери! – И пулей вылетел на лестницу.
2
Эклампсия – поздний токсикоз беременных, выражающийся в судорогах мышц всего тела и потере сознания. Опасен для жизни матери и плода. Эклампсия возможна и после родов.