И вспыхнет пламя
Шрифт:
– Ну, сейчас-то оно заработало, – отвечает Пит. – Все нормально, Китнисс.
Я киваю, но звуки не прекращаются.
– Китнисс?
Ну вот, теперь он обо мне волнуется. Сумасшествие какое-то.
– Да ладно, это у нее гормональное, – слышится голос Финника. – Из-за малыша.
Поднимаю глаза. Он сидит и тяжело отдувается после напряженного восхождения и усилий, затраченных на воскрешение Пита.
– Нет, это не... – выдавливаю я из себя, но гут рыдания накатывают с новой силой, будто бы подтверждая только что сказанные слова.
Злобно
Ожидаю увидеть на его лице самодовольство или насмешку, однако Финник скорее озадачен. Он переводит взгляд то на меня, то на моего напарника, словно пытаясь что-то сообразить, а потом слабо встряхивает головой, как бы желая избавиться от ненужных загадок. И спрашивает у Пита:
– Ну, как ты? Идти сможешь?
– Нет, ему нужен отдых, – вмешиваюсь я.
Из носа так и течет, а у меня с собой нет даже лоскута, не говоря уже о носовом платке. Мэгз отрывает с ветки висячий мох и предлагает мне целую горсть. Я настолько расклеилась, что даже не задаю вопросов. Громко сморкаюсь и вытираю слезы. Мох очень мягкий и вообще приятный на ощупь.
На груди у Пита что-то сверкает. Протягиваю руку. Это маленький золотой диск на цепочке, с гравировкой в виде моей сойки-пересмешницы,
– Это теперь и твой талисман?
– Да. Ты не против, надеюсь? Я хотел, чтобы у нас было что-то общее.
Натянуто улыбаюсь.
– Да нет, не против, конечно.
Этот диск на арене – и благословение, и проклятие. Мятежникам он придаст новых сил, но... Вряд ли президент Сноу посмотрит сквозь пальцы на подобную выходку. Значит, моя задача – вытащить Пита отсюда живым – усложняется.
– Что же вы предлагаете, – интересуется Финник, – прямо здесь разбить лагерь?
– Нет, так не годится. Здесь не найти ни воды, ни укрытия, – возражает Пит. – Я себя чувствую хорошо, честное слово. Если только идти чуть медленнее...
– Лучше медленно, чем никак. – Финник помогает ему подняться.
А я пытаюсь вернуть утраченное самообладание. Столько всего произошло, начиная с этого утра. Цинну избили до полусмерти у меня на глазах. Я очутилась на новой арене и наблюдала, как умирает Пит. Но спонсоры, чего доброго, могут увидеть во мне просто слабую истеричку. Хорошо, хоть Финник подбросил удачную отговорку – беременность.
Проверяю свое оружие. Так и думала: оно в безупречном состоянии. Это внушает уверенность в собственных силах, и я заявляю, что пойду впереди.
Пит собирается возразить, но Одэйр его опережает:
– Пусть идет. – И поворачивается ко мне, наморщив лоб. – Я слышал твой вскрик. Ты ведь знала, что впереди силовое поле?
Молча киваю.
– Откуда?
Как же ему ответить? Выдать секрет Вайресс и Бити – опасно. Трудно сказать, проглядели распорядители Игр тот момент, когда мне рассказали про «трещинку», или нет. В любом случае, это слишком
– Не знаю. Я словно что-то слышу. Попробуйте сами.
Мы все затихаем. Вокруг стрекочут бесчисленные насекомые, напевают птицы, листья шумят на ветру.
– Ничего такого не разобрал, – произносит Пит.
– Да вот же, – не сдаюсь я. – Это как у забора вокруг Двенадцатого дистрикта, когда по нему бежит электричество, только гораздо, гораздо тише.
И когда все вновь навострили уши, наигранно восклицаю:
– Ага! Теперь слышите? Прямо оттуда, где Пита ударило током.
– Я тоже не разобрал, – сообщает Финник. – Но раз у тебя такая чувствительность – пожалуйста, веди нас.
Не мешало бы выжать из этого положения наибольшую пользу.
– Странно. – Я принимаюсь вертеть головой. – Слышит одно только левое ухо.
– То, над которым поработали доктора? – уточняет Пит.
– Ага. – Пожимаю плечами. – Перестарались, наверное. Знаешь, иногда я и вправду им слышу очень занятные звуки. Например, как трепещут крылья у бабочки. Или снежинки садятся на землю.
Замечательно! Теперь все внимание обратят на хирургов, восстанавливавших мое левое ухо, оглохшее после Голодных игр в прошлом году. Пусть объясняются бедолаги: почему я вдруг стала слышать, словно летучая мышь.
– Давай. – Мэгз толкает меня вперед, и я возглавляю шествие.
Переход предстоит неспешный, поэтому она решает брести сама, опираясь на палку, из которой Финник ловко сооружает посох. Он и для Пита мастерит нечто подобное, хотя тот возражает. Но я-то вижу, что ему хочется лишь одного – упасть на землю и не вставать. Финник идет в хвосте. В случае чего будет кому прикрыть наши спины.
Я шагаю, обратившись к силовому полю левым «суперухом», и якобы для перестраховки срезаю ветку, сплошь усеянную какими-то тверденькими орешками, чтобы бросать их перед собой. Неплохо придумано. Кажется, пресловутые «трещинки» чаще ускользают от моего внимания, нежели попадаются на глаза. Стоит орешку попасть в силовое поле, как он, прочертив дымящийся след, отлетает мне под ноги – весь почерневший.
Спустя несколько минут за спиной раздаются странные чмокающие звуки. Оборачиваюсь: оказывается, Мэгз набила полный рот очищенными орешками.
–Выплюнь! – кричу я. – Может, они ядовитые.
Она что-то шамкает и, не обращая внимания на мои вопли, с видимым наслаждением облизывает пальцы. Я смотрю на Финника. Тот только смеется:
– Вот сейчас и выясним.
Трогаюсь дальше. Странный он, этот Одэйр. Сначала спасает Мэгз, а потом разрешает ей есть плоды незнакомых деревьев. И Хеймитч зачем-то дал ему отличительный знак доверия. И моего напарника он воскресил из мертвых. Почему было просто не дать умереть сопернику? Никто и слова бы не сказал. Я даже не подозревала, что у него такие способности. Черт, ему-то ради чего помогать Питу? И связываться со мной? А ведь, если дело дойдет до драки, он убьет меня не задумываясь. Однако предпочитает, чтобы я сама выбирала, сражаться нам или нет.