I Will Be The End of You
Шрифт:
Сзади раздался странный щелчок. Саб не повел ухом. Он не знал, чем ответить.
Монстр все ещё не спит. Он думает.
Новые роботы от Эггмана сумели сдержать натиск пса. Надолго? Неизвестно.
– Не притворяйся. Тебя здесь нет. – произнес пес, поднимая голову.
Яркий солнечный свет и чистый город вдали.
Они сидят на лужайке перед огромной пропастью, ведущей, кажется, в саму бездну. Взгляд в пустоту ясного синего неба, соединявшим мостом весь мир. Всю судьбу.
– Я все ёще здесь. – кошка сидела рядом,
– Тебя. Здесь. Нет. – снова сказал пес. Пытаясь не вглядываться в окружающий пейзаж. Он казался до боли знакомым. Эти невысокие дома, зеленые парки на каждой улице. Все буквально на ладони, осталось лишь коснуться.
– Это тот самый город. – с грустью сказала Кэддисон. – За день до твоего приступа…
– Я знаю. – угрюмый ответ и сжавшиеся кулаки. Обернулся. Сзади - все те же разрушенные здания. Убитые гановцы, выпотрошенные до последней косточки. Промозглый и тоскливый холод. Мрак, укутывающий и убаюкивающий. Подобно матери.
Грязная комната. Телевизор старых моделей вещает лишь помехи и белый шум, говоря надоедливой мелодией о том, что все ещё сидит здесь.
В луже крови. Слезы текут. Застыл в оцепенении.
Дрожащие руки по локоть в багряной жидкости. И белый пес, с глубокой раной в шее, пытается дотянуться до ножа… Сломанные ребра и висящий кусок мяса на боку. Сустав руки выбит, им нельзя пользоваться.
– Я должен был убить тебя ещё в зародыше… Я знал…
Диван, на котором сидела вся семья, разломан в щепки. Старый, ссохшийся поролон, словно песок, был по всему полу. Стекло бутылок и разбитых рамок, в которых раньше были фото. Они есть и сейчас. Лежат на полу, заплывая кровью белого пса.
Беременная кошка, счастливый пес отец. И подпись: “С прибытием в вашем семействе, Аирам и Сизайт!”
Маленькая дочка-кошка, прыгающая вокруг них. Похороны маленького создания, сумевшего прожить всего три года в этом мире войны и смерти.
Рождение сына. Потухший взгляд.
Похороны кошки. И пьяный белый пес, пытающийся грязными руками поцеловать на прощание свою умершую после тяжелых родов. И подпись черным маркером: “Я никогда не забуду тебя, ‘Рэм”.
Маленький сынишка, хотевший казаться выше. Мрачный старший пес, даже не смотревший в камеру.
– Это и есть ты?
– Да.
– Ты считал меня своей погибшей сестрой?
– Нет.
– Тогда… Ты хотел олицетворить мной ту жизнь, что ты потерял из-за отца?
– Это были приступы.
– А может, это он заставил тебя думать, что именно приступы меняют твою жизнь, а не он?
– Я был мал. Я не смог бы понять.
– Ты считаешь себя взрослым?
– Достаточно, чтобы умереть.
– Ты даже не смог себя убить.
– Обстоятельства.
– Это не было вопросом.
– Это не было ответом.
– Может, хватит разговаривать с сами собой?
– Разве я один?
– Разве ты был одинок?
–
– Ты не сохранил меня.
– Я пытался.
– Не в этом дело.
– Но… Что мне сделать, чтобы убрать эту ношу со своей судьбы? Как мне умереть? Кто сможет это сделать? Ответь мне! Ответь!…
Угасающий свет.
Снова та комната. И нож, нацеленный в шею белого пса. Который был гораздо выше маленького
– Кто ты?.. Что ты… за чудовище?…
Немного назад. Всего один шаг. Другой ракурс. Чужая спина. Окно, в котором виден только огонь, покрывший весь дом. И серый клубок из дыма, заволакивающий комнату. Странные пируэты.
– Я… – маленький черный пес упал. – Я… не хотел, папа! Пожалуйста, проснись! Ты не…
Стена из потускневшего камня.
Белый песок, пляж, спокойный океан, заканчивающийся всего-то через пару сотен тысяч километров. Гогот чаек, плывущая вдали яхта с красными парусами. Исчезла в воде всего за миг. Нарастающий звук рева. Он буквально разрывал барабанные перепонки.
– Тебе здесь приятно?
Два шезлонга. Кайт лежала животом вниз, расстегнув бюстгальтер, чтобы не было следа от него. Гладкая кожа нежного, темно-кремневого оттенка. Уставшее, но довольное личико Кэддисон, закрывшей глаза и получавшей удовольствие. Её хвост почти не дергался.
На втором лежал сам пес. Грязная, потускневшая шерсть, из который вырывали клочья. В руках винтовка Барна. Пояс, на котором висели готовые инъекции для любого противника.
Оружие выпало из рук.
– Разве… мы были здесь?
– Это твое… – милым голосом говорила Кайт, – твое отступление? Затишье перед последним раундом?
– Сколько… времени у меня?.. – растерялся пес.
Кайт перевернулась на спину, поддерживая бюстгальтер, не открывая глаз.
– Ты находишься в этом состоянии уже три дня. Неизвестно, что творится там, – она подняла руку и постучала по синему небу, с характерным звуком. – Так что твой монстр не даст тебе расслабится.
– Когда нибудь меня убьют. – с улыбкой говорил Саб, срывая пояс и направляясь в воду, чтобы смыть с себя остатки крови и других субстанций. – И мы встретимся.
– Нет, не встретимся. – обозлилась Кэддисон, поднимаясь с шезлонга.
Саб со всей силы ударился о стекло. Стало очень холодно и зябко.
Стеклянный куб. Мощная лампа наверху, синяя лента, символизирующая собой тот самый океан. И песок, странно белый. Как мука. Оказалось, что пес уходит вниз, сквозь песок.
– Почему нет?! – закричал Саб.
– Монстр не позволит тебе умереть просто так! Даже после приступа ты не сможешь найти в себе силы совершить суицид! – она кричала и махала руками. Бюстгальтер упал вниз. Но за ним была лишь прозрачная туба и каменное сердце. Не бившееся. Кайт поняла, куда направлен взгляд пса. Но не обратила внимания. Её голос прогремел и разбил стеклянный куб.