И.Бабель. Воспоминания современников
Шрифт:
Женщина высказала все и умолкла, ожидая решения.
Выждав минуту и убедившись, что колхознице нечего больше добавить, Бетал произнес спокойно, твердо:
– Возвращайся к мужу. Все будет по справедливости. И, круто развернувшись, шагнул к двери клуба.
Местное начальство потянулось за ним. Не лица у них были - маски, безликие, застывшие.
Когда закончилось торжественное заседание, Калмыков, Батыр-бек и Бабель спустились вниз, к машине.
– Из какого селения та женщина?
– коротко бросил Бетал. Выслушав ответ, приказал:
–
– Поздно, товарищ Калмыков!
– взмолился Батырбек.
– Дорога плохая, машина будет скользить. Опасно!
– Садись в машину. Зло выслеживают по горячему следу.
– Бетал!
– сделал еще одну попытку секретарь райкома.
– Все будет как надо, ошибку исправим, виновных накажем...
– Садись с шофером, указывай дорогу!
Въехали в селение Сораби в темноте, разыскали свежее пожарище.
Чистый горный воздух пьешь, как нектар. Здесь прогорклый воздух отдавал дымом, бедой...
Дом сгорел дотла. Он стоял на отлете - в селении больше никто не пострадал. На задах сгоревшего дома лепился не то сарай, не то хлев для баранты. Из-под его ворот пробивался слабый свет.
Трое приезжих вошли вовнутрь. В каганце чуть мерцал огонек. У задней стенки, прикрытый потертой буркой, лежал, вытянувшись во весь рост, больной хозяин сгоревшего дома. Голову его подпирал ополовиненный мешок с кукурузным зерном. Лицо, заросшее седой щетиной, было обращено к вошедшим. Из-под бурки торчали голые ноги, обутые в старые, все в трещинах, калоши. У изголовья неподвижно стояла жена. Глаза ее горели неистовой верой во всемогущество Бетала.
Бабель оглянулся. На стенках сарая висела старая упряжь. По углам валялись лишь тряпье да ржавые ведра. Хозяевам ничего не удалось спасти от огня.
Бетал произнес приветствие и молча слушал, пока погорельцы отвечали на вопросы Батырбека.
Вдруг Бетал произнес:
– Все будет хорошо, люди!
Попрощался и вышел к машине. Скомандовал:
– В райком!
В пути никто не произнес ни слова.
Молча вышли из машины, молча пришли к кабинету секретаря. Бетал с Батырбеком сели друг против друга, лицом к лицу, и в ярости стали стремительно бледнеть...
...Эти бледнеющие от ярости двое мужчин врезались в мою память навсегда - уверен, запомнились подлинные слова Бабеля!
Бетал испепелял Батырбека взглядом, но и тот не опускал глаз; они выражали стойкость прямо-таки огнеупорную. Шел поединок. Друг другу противостояли сильные, страстные мужчины, сгустки воли, вместилища страстей. Слабых Бетал не терпел в своем окружении.
Вдруг Калмыков со страшной силой ударил кулаком по столу:
– Позор!
И спустя некоторое время снова прозвучало единственное слово (это многословный Бетал!):
– Позор!
Дважды повторенный, этот возглас разрядил грозовую атмосферу. Двое мужчин еще помолчали, теперь, кажется, во взаимном согласии.
Наконец Бетал встал. Голос его звучал обыденно, даже тускловато:
– В пятницу вернусь (события происходили в воскресенье). У Хазрета будет стоять новый
На обратном пути в Нальчик Бетал, как обычно, шутил, рассказывал, но ни разу не коснулся событий в Сораби. У Бабеля на языке вертелся вопрос: как можно поставить дом за четыре дня? Вопрос так и не был задан.
В пятницу Бабель ждал вестей с самого утра. Бетал позвонил в полдень, сказал, что сегодня и в субботу он занят, но в воскресенье они непременно поедут в Сораби.
В назначенный день Калмыков с Бабелем действительно уехали в горы. В райцентре к ним в машину сел веселый, разговорчивый, краснощекий Батырбек.
Сораби удивил на этот раз многолюдством. Нелегко было в машине проехать по главной улице селения и совсем уже трудно узнать недавнее пожарище. На его месте стоял новенький, с иголочки, дом-пятистенка под железной кровлей. Добрая сотня мужчин наводила последний глянец, вязала изгородь, выносила со двора мусор, горелую землю. Из трубы валил дым. В сарае, недавно служившем пристанищем людям, мычала корова.
Вслед за Беталом и Батырбеком Бабель поднялся по ступенькам и вошел в дом. Посредине избы, словно трон, возвышалась городская железная кровать с четырьмя медными шишками.
На ней в той самой позе, в какой его застали неделю назад, лежал больной. Под ним была добротная бурка, голова покоилась на сатиновых подушках, а ноги в грубошерстных носках прочной вязки были обуты в новенькие калоши.
Бетал поздоровался с Хазретом и его женой. Выслушал от хозяина слова благодарности, произнесенные с чувством достоинства, которое редко покидает горцев. И вышел наружу.
Люди бросили работу, обступили крыльцо.
Бетал сказал народу горячее слово:
Так будет в новой жизни всегда! Большая колхозная семья придет на помощь любому сыну и дочери, когда их постигнет беда. Люди научатся смягчать горе земляков. Могучая сила у народа. Но каждый должен помнить; хочешь делать добро - не откладывай, поспеши! Сверши его в первый же черный день, выпавший на долю земляка!
Бетал говорил в тот раз долго.
Народ внимал ему в полном молчании.
Рассказывая по памяти две новеллы Исаака Бабеля о Бетале Калмыкове, старался придерживаться их сути, не пытаясь воспроизвести «подробности», - за давностью лет подлинные я мог позабыть и взамен домыслить новые.
«Воспоминания о новеллах» как бы облечены в форму элементарного очерка, автор которого отказывает себе в праве даже на собственное мнение об описываемых событиях, тем более на любой вымысел.
Конечно же я запретил себе стилизацию, расцвечиванье текста «под Бабеля», - это было бы отвратительно!
Правда, внимательный читатель, наверно, обнаружит считанные выражения, резко выпадающие из сухого, чуть ли не протокольного, стиля. Но я крепко убежден, что эти слова принадлежат самому Бабелю: они навсегда врубились в мою память. Такими я их услышал.