И.Ефремов. Собрание сочинений в 4-х томах. т.4
Шрифт:
— А приборы, оружие? — скептически опустил углы рта Шатров.
— Обратите внимание — остались куски и части, сделанные из чрезвычайно стойких металлов. Все остальное без следа исчезло, окислилось, распалось, растворилось за десятки миллионов лет. Металлы ведь не кости, они не способны окаменевать, пропитываться минеральными веществами, цементировать вокруг себя породу. Кроме того, прибор мог быть разорван и разбросан при взрыве или порче оружия, что еще больше способствовало исчезновению металлических частей.
— Схема ваша верна, надо думать, — согласился Шатров. — Теперь вам как можно скорее нужно изучить череп, проанализировать эволюционный
Давыдов обнял друга за плечи и слегка потряс:
— Я не опубликую описания этого черепа.
Шатров изумленно дернулся, но Давыдов крепко прижал его к себе и, прежде чем тот успел что-либо сказать, закончил:
— Изучите и опишите его вы! Вам по праву принадлежит эта часть… Не возражать! Или вы забыли мое упрямство?
— Но, но… — Шатров не находил слов.
— Вот вам и «но». Геологический отчет о раскопках и выводы о катастрофе, с упоминанием всех моих сотрудников, особенно той, которая обнаружила череп, — он готов, вот он. Опубликуйте его под моей фамилией вместе с вашим описанием черепа. Так будет справедливо. Верно, Алексей Петрович? — Давыдов перешел на мягкий, задушевный тон. — У меня есть другое большое дело. Помните, вы удачно сказали, как одно невероятное зацепляется за другое и становится реальностью? Реальность перед вами — череп небесной бестии. Но эта реальность, в свою очередь, вызывает другое невероятное, зацепляется за него, цепь протягивается дальше. И я хочу протянуть цепь дальше!
— Допустим, что так, хотя и не понимаю вас. Но тут попахивает, и очень заметно, самопожертвованием. Я не могу принять…
— Не нужно, Алексей Петрович! Поверьте, старый друг, я совершенно искренен. Разве мы не делились за всю нашу совместную работу интересными материалами? Позже вы поймете, что и тут произошел такой же раздел. Я не хочу забирать себе всего. Мы одинаково смотрим на науку, и для нас обоих важнее всего ее движение вперед…
Растроганный Шатров опустил голову. Он не умел выражать свои чувства, особенно глубокие переживания. И сейчас он молча стаял перед другом, весело смотревшим на него. Шатров невольно коснулся рукой притягивавшего его черепа обитателя «звездного корабля». Корабль ушел в неимоверную глубину пространства, стал не достижимым никаким силам и машинам. И все же вот его несомненный, неоспоримый след — доказательство, что жизнь проходит неизбежную эволюцию, неотвратимое усовершенствование, пусть чрезвычайно долгим и тяжким путем. В этом движении — закон жизни, необходимое условие ее существования. И если оно не прерывается какими-нибудь случайностями Космоса, то в неизбежном результате — рождение мысли, становление человека и далее — общество, техника, борьба с грозной мощью Вселенной. И эта борьба может идти далеко — пришелец из другого мира тому залогом. Если бы «они» появились на Земле не тогда, а теперь, как много нового узнали бы мы!..
Шатров обернулся к другу спокойно и открыто:
— Я принимаю ваше… предложение. Пусть будет так. Мне, конечно, придется съездить в Ленинград, устроить дела и спешно вернуться. Работать надо здесь. Возить подобную драгоценность недопустимо… Только почему, Илья Андреевич, вы зовете его небесной бестией? Как-то нехорошо звучит — непочтительно.
— Я просто не могу подобрать название. Ведь нельзя называть его человеком, если соблюдать научную терминологию.
Эго человек по мысли, по технике,
— Но все-таки, Илья Андреевич, — помолчав, сказал Шатров, — что же останется вам самому?
— Милый друг, я сказал, что протяну цепь дальше. Давно уже думаю я о роли атомных реакций в геологических процессах. А теперь наше необычайное открытие вывело меня из орбиты обычного, подняло на высокий уровень мысли, придало смелости в заключениях, расширило границы представления. И я хочу попытаться доказать возможность использования могучих источников атомной энергии в глубинах земной коры. Разработать глубинную геологию, чтобы приблизить ее к практической осуществимости… А вы, ваше дело — эволюция жизни и становление мысли уже не только в пределах нашей Земли, но во всей Вселенной. Показать этот процесс, дать людям картину великих возможностей, стоящих перед ними. Опрокинуть малодушных скептиков и убогих изуверов, каких еще немало в науке, этим светлым торжеством мысли!
Давыдов замолк. Шатров смотрел на друга, как будто впервые увидел его.
— Да что мы стоим? — наконец произнес Давыдов. — Сядем, успокоимся. Я устал.
Оба ученых тихо уселись, закурили и, как по команде, задумчиво уставились на череп, в пустые орбиты странного существа. В кабинете воцарилось молчание.
Давыдов смотрел на выпуклый, изрытый мелкими ямками лоб, представляя себе, что когда-то, безмерно давно, за этой костной стенкой работал большой человеческий мозг.
Какие представления о мире, чувства и знания наполняли эту странную голову? Что хранила память жителя чужого мира, какие образы с его родной планеты носил он по нашей Земле?
Знал ли он тоску по родному миру, жажду великих истин, любовь к прекрасному?
Каковы были человеческие отношения там, у них, какой общественный строй?
Достигли ли они высших его ступеней, когда вся планета стала одной трудовой семьей, без угнетения и эксплуатации, без дикой бессмысленности войн, расточающих силы человечества и энергетические запасы планеты?
К какому полу принадлежал этот гость с «звездного корабля», навсегда оставшийся на чужой для него Земле?
Череп смотрел на Давыдова пусто и безответно, как символ молчания и загадки. «Ничего этого мы не узнаем, — думал профессор, — но мы, люди Земли, тоже имеем могучий мозг и можем о многом догадаться. Вы явились сюда. Но просторы нашей Земли были заселены лишь страшными чудовищами, воплощением бессмысленной силы. В тупой злобе и бесстрашии чудовища представляли грозную опасность, а вас было немного. Кучка пришельцев, скитавшихся в неведомом мире в поисках источника энергии, в поисках собратьев по мысли…»
Шатров осторожно пошевелился. Его нервная натура протестовала против продолжительного бездействия. Он искоса посмотрел на задумавшегося Давыдова, тихо взял со стола тяжелый диск и принялся рассматривать странный предмет с зоркой наблюдательностью опытного исследователя.
Продвинув диск в яркий круг света специальной микроскопической лампы, профессор поворачивал остаток неведомого прибора во все стороны, пытаясь уловить еще не замеченные детали конструкции. Внезапно Шатров уловил внутри кружка на оборотной стороне диска нечто проступавшее под матовой пленкой.