И.о. поместного чародея. Книга 2
Шрифт:
– Подать рукой! – охотно отозвался господин в коричневом. – Полдня пути на север, и вы в Изгарде.
Не знаю, заметил ли он, какой радостью при этих словах озарились наши лица, но продолжил нам радушно улыбаться, так что магистр Леопольд, которого я незаметно толкнула в бок локтем, продолжил свои расспросы:
– Наш путь настолько нас утомил, что мы окончательно сбились со счету. Давно ли было осеннее равноденствие?
– Сегодня день святой Эмильды и четырех благих отшельников во пещерах Ийских, – сообщил нам господин, явно посчитав, что тем самым объяснил все исчерпывающим образом.
– Что за Эмильда? Какие еще пещеры? – в растерянности вопросил Мелихаро у меня,
– Наш путь, – вновь начал тот, – был настолько долгим и тягостным, что мы давно уж не получали известий из столицы. Не скажете ли, любезный, не сменилась ли власть за то время, что мы скитались?
– Что вы! Милостью божией наш всемилостивейший князь Йорик правит нами столь же мудро, как и ранее, – отвечал господин.
– Йорик! – воскликнул вполголоса Мелихаро. – Это наше время!
– Не торопитесь, отца Йорика звали Йориком, да и дед его тоже носил то же имя. Иными словами, во все времена князьями Эпфельредда были и будут Йориками. Что уж тут можно понять! – покачала я головой и склонилась к Леопольду, прошептав ему пару слов насчет того, что бы следовало спросить далее.
– Наш путь, – маг не утруждал себя излишним изобретательством, – был не только долог, но и начинался в местности, куда новости доходят редко. Скажите, князь все еще бездетен, несмотря на преклонный возраст?
Надо сказать, что отсутствие наследника в княжеском роду уже долгое время смущало умы всех жителей Эпфельредда. Я не припоминала, чтоб у какого-либо другого князя, упоминаемого в исторических хрониках, не имелось бы выводка детей, которым полагалось после смерти отца устроить кровавую свару из-за прав на престол. Если бы господин в коричневом подтвердил бы, что ныне Эпфельреддом правит старый и бездетный Йорик, то это стало бы весомым доказательством в пользу того, что мы вернулись в наш мир приблизительно в те же времена, что и покинули его. Но господин воссиял лицом и торжественно произнес:
– Никак нет, уважаемые! Спешу сообщить вам радостнейшую из вестей! У светлейшего князя на этой неделе родился наследник, по поводу чего в столице нынче затеваются празднества, ярмарки и торжественные шествия всех гильдий! Собственно, я и сам еду в Изгард, чтобы посмотреть на все эти чудесные события, ставшие свидетельством благословения господнего.
– Дьявольщина! – пробормотал Леопольд. – То ли мы и впрямь порядочно задержались в тех проклятых лесах, то ли недостаточно интересовались событиями в мире. Первый раз слышу о том, что княгиня Хайда была на сносях. Спрошу-ка я этого господина всезнайку на всякий случай, кто нынче заправляет в Лиге Чародеев.
Но этот вопрос произвел неожиданное воздействие. Сладчайшая улыбка нашего доброго соседа вдруг приобрела оттенок злорадства и он произнес:
– Кто бы ее не возглавлял – этому сборищу мерзких колдунов вскоре придет конец. Ясные глаза нашего князя теперь не застит ложь чародеев, и вскоре он воздаст по заслугам алчным чернокнижникам. Столько лет они убеждали его, что лишь чары помогут обзавестись ему наследником, раз за разом ввергая его в отчаяние, но теперь всем стало ясно, что колдуны лгали, пытаясь увеличить свое влияние на ход государственных дел. Лишь всевышний способен помочь честному человеку, лишь к нему нужно обращать свои помыслы. Стоило только князю прислушаться к словам своей богобоязненной жены и отправиться в паломничество к храму, что расположен в Эзре, как тут же пришла благая весть: княгиня понесла.
Мы переглянулись, окончательно убедившись, что речь идет о том самом князе Йорике, чьи портреты висели на стене моего кабинета. Его
– Стало быть, молодая княгиня Хайда стала тяжела после того, как побывала в родных краях, – уточнил Леопольд, и лишь хорошо его зная, можно было уловить в его голосе оттенок скепсиса. – И мудрейший наш князь решил, что это свидетельство величия бога, после чего магия попала у него в немилость?
– Именно так.
Леопольд скроил крайне благостную физиономию, поднял глаза к потолку и что-то беззвучно пробормотал, отчего у господина в коричневом, склонного видеть в людях хорошее, могло создаться ошибочное впечатление, что чародей вознес хвалу господу.
– Ну, кто еще сомневается, что речь идет о нашем князе? – мрачно спросил он, понизив голос и склонив голову. – Во всем мире не найдется второго такого идиота.
Заметив, что наш собеседник за время разговора сдвигался понемногу в сторону нашего стола вместе со стулом, на котором он сидел, я в очередной раз толкнула магистра локтем и приподняла брови, покосившись в сторону господина в коричневом. Чародей верно истолковал мои знаки и предложил любезному господину присоединиться к нашей компании, раз уж нам посчастливилось встретить друг друга в столь раннюю пору. Тот весьма сердечно поблагодарил Леопольда и немедленно уселся к нам, явно желая продолжить беседу. Наконец-то дело дошло до знакомства: так мы узнали, что почерпнутыми сведениями обязаны Барнабе Силумну, торговцу скобяными изделиями из городка Фиве, что лежал в двух днях пути к югу от столицы. Магистр, на ногу которого я то и дело наступала, представил нас господину Силумну достаточно изящно, и я в который раз убедилась, что ленивый ум чародея в вопросах мошенничества и обмана приобретает неожиданную гибкость. Едва я подумала, что нашему новому знакомцу может показаться странным то, что господин, имеющий в услужении секретаря, не побрезговал остановиться в столь жалком заведении, не говоря уж о том, что слуга сидит за столом рядом со своим хозяином, как Леопольд, словно заслышав мои мысли, назвал меня и Мелихаро своими племянниками. К этому он присовокупил рассуждение о том, как важно молодым людям повидать мир, и как душеполезно проделывать это под присмотром старшего родственника, чем окончательно расположил к себе господина Силумна, немедленно сообщившего, что его собственные племянники – те еще вертопрахи и транжиры.
Видимо, наш облик вызвал доверие у господина Барнабы – и то верно сказать: мы отправились в дорогу, одевшись в лучшее, что водилось в наших платяных шкафах. В моей памяти еще были живы те невзгоды, что я претерпевала на пути к Эсворду, облаченная в обноски, своим видом немедленно сообщающие добрым жителям княжества, что им следует усиленно беречь домашнюю птицу и пожитки, пока я околачиваюсь поблизости. Хоть я нисколько не ценила красоту платья и не умела искусно сочетать между собой детали своего наряда, нынче мои стеганая куртка, плащ и сапоги производили впечатление добротности, хоть и подчеркивали мое сутулое нескладное телосложение, свойственное обычно подросткам.
Мелихаро всегда был записным франтом, что в сочетании с любовью к рукоделию и большим количеством свободного времени, обеспечило его множеством вещей, способных вызвать у окружающих нечто среднее между недоумением и восхищением – если бы демон имел возможность демонстрировать свои наряды кому-то, кроме меня, разумеется. Собираясь в путь, бедняга испытывал настоящие муки, и в результате остановил свой выбор на тех предметах одежды, что стоили ему самых больших трудов – иначе говоря, на самых вычурных.