И.о. поместного чародея. Книга 2
Шрифт:
Я потерла лоб, не зная, что предпринять. Озрик, конечно, не был моим добрым приятелем, однако я не собиралась рушить его жизнь лишь из-за того, что мне захотелось удовлетворить свое любопытство, неумело при этом действуя. Мне ли было не знать, как тяжко давалась простому человеку борьба за место под солнцем в чародейском мире? Озрик и впрямь трудился, не покладая рук, чтобы добиться своего нынешнего положения. Оно дорого ему обходилось – я могла убедиться в этом, когда изучала его бедный разум, изнывающий от множества забот, которые свели бы с ума обычного человека. Если первая моя попытка повлиять на память секретаря закончилась плачевно, не окажется ли вторая еще более роковой для бедняги?
– Нам негде его содержать, – продолжал брюзжать магистр. – А если бы даже и нашлось местечко – вообразите, сколько ест этот субъект! Добро бы он был приятен нравом и сговорчив, но по его неприятному лицу ясно видно, насколько он недружелюбен от природы!
– Уж кто бы говорил, – процедила я сквозь зубы, окончательно пав духом. Да, мне случалось попадать в безвыходные положения, однако ни разу обстоятельства не вынуждали меня причинять явное зло людям, непричастным к моим бедам. Теперь оставалось только проклинать себя до седьмого колена за неудачную идею с похищением. Каждый раз, когда я полагалась на свои чародейские умения, случалась беда. Боги мои, да кто вообще сказал, что я имею право творить чары с такими-то умениями? Я вновь и вновь смотрела на Озрика, отвечавшего мне ненавидящим взглядом, слушала, как вздыхает в темноте демон, не знающий, чем мне помочь, и с отчаянием думала, что ничья злая воля не смогла бы поставить меня в столь нелепое положение. Куда уж хуже?..
– Доброй ночи вам, господа. Должен признаться, не так я представлял обстоятельства нашей встречи, – раздался вдруг голос, от звука которого я вскочила на ноги, а демон зашипел, точно дикий кот. Магистр Леопольд, еще не понявший, кто именно пожаловал к нам на огонек, просто выругался. Озрик же пребывал в таком отчаянии, что даже не повернул голову в сторону неожиданного гостя – "Я погиб, погиб..." – монотонно повторял он.
В круг света от фонаря вступил Сальватор Далерский. Отсыревший дорожный плащ ниспадал с его плеч тяжелыми складками, отчего его высокая фигура напоминала ожившее каменное изваяние. Выражение равнодушного высокомерия, застывшее на его узком лице, довершало это сходство.
После разговора с Искеном я знала в глубине души, что эта встреча неотвратима и произойдет в ближайшее время, но все разумные мысли выветрились при виде знакомых черт, самую малость заострившихся. Выражение глубоко посаженных глаз Сальватора стало еще более тяжелым, свидетельствуя о том, что вряд ли он употребил время, проведенное в заключении, для воспитания в себе смирения и кротости. Ощутив на себе этот взгляд, я тут же поняла, что решетки Армарики теперь представляются мне не столь уж прочными, а стены – не столь высокими. Удержать в заточении этого человека было непростой задачей, и стоило ли удивляться, что Лига с ней не справилась?..
– Как видите, – продолжал Сальватор, которого так никто и не решился поприветствовать, – в моих руках нет оружия. Но это свидетельствует лишь о том, что я уверен: с любым из вас я справлюсь и без меча. Поэтому, господа, будьте так любезны не двигаться с места. При этом держитесь поближе к свету, и не совершайте ничего такого, что может как-то помешать мне беседовать с... дочерью.
Связанный по рукам и ногам Озрик, от отчаяния обретший храбрость, ранее ему не свойственную, при словах "не двигаться" с горечью произнес: "Рад услужить его светлости". Леопольд, который частенько проявлял парадоксальное свойство беспокоиться всерьез вовсе не тогда, когда следовало бы, съязвил:
– Благодарствуем за дозволение не бегать по зарослям этого проклятого мокрого чертополоха, погода, знаете ли, не располагает.
А вот лицо Мелихаро, на которого я то и дело бросала
От последнего слова из речи Сальватора меня перекосило так, что не заметить этого было невозможно, но выражение лица чародея ничуть не изменилось. Очевидно, ему, как и прежде, не было дела до того, что я думаю. А между тем, я размышляла над тем, что заключение в Армарике определенно не пошло чародею на пользу, и последние четыре года он посвятил тому, чтобы отточить до совершенства свое умение вызывать неприязнь и опаску с первого же взгляда.
– Вряд ли, мессир Сальватор, вам стоит заводить со мной разговор, – глухо произнесла я, глядя исподлобья.
– Между нами не было, нет, и не будет дружбы, – произнес Сальватор холодно и бесстрастно. – Но ты моя кровь, как бы это не претило нам, а некоторые долги крови важнее чувств или их отсутствия. Никто не упрекнет меня в том, что я оставил тебя в беде.
– Мне не нужна ваша помощь, – запальчиво и зло ответила я, содрогнувшись от мысли оказаться чем-либо обязанной этому человеку, помимо своего появления на свет, да и последнее обстоятельство, честно сказать, меня немало огорчало.
– Ты знаешь, что я бежал из Армарики, – Сальватор вновь не обратил никакого внимания на мою вспышку гнева. – И ты также должна знать, что подобное случается лишь согласно тайному приказу влиятельных господ из Лиги – господ, которые вдруг ощутили интерес ко мне после четырех лет весьма неприятного забвения. Интерес этот мне объяснить не соизволили. Точнее говоря, меня попытались обмануть, но довольно неумело, словно позабыв, с кем имеют дело. Должно быть, они очень торопились и только этим можно оправдать подобное небрежение. Но я сделал вид, будто поверил в их лживые пояснения, чтобы выгадать время и понять, чего же от меня хотят господа, старательно скрывающие свои истинные лица. Вскоре мне пришлось убедиться, что я нужен всего лишь для того, чтобы найти следы моей сбежавшей дочери. Видимо, тот, в чью голову пришла эта замечательная идея, знал про наш маленький договор с одним демоном, следующим за тобой по пятам, точно собачонка.
Не успела я похолодеть, поняв, к чему ведет Сальватор, подтверждая мои худшие подозрения насчет обстоятельств его побега, как он продолжил:
– Но у меня есть свои принципы. И главный из них тебе должен показаться знакомым и понятным. Я никогда не позволяю использовать себя в чьих-то тайных интересах, – это он произнес немного зловеще, видимо, вспомнив кое-что, о чем рассказывать мне не собирался. – Поэтому тебе не стоит бояться того, что я помог тебя выследить. Тот, кто решил, что я могу послужить покорным слепым орудием чужой воли, еще пожалеет об этом, но чуть позже, когда я узнаю его имя.
Я собиралась было сказать, что меня не касаются все эти гнусные истории чародейской вражды, от которых я всю жизнь старалась держаться как можно дальше, но прикусила язык, поняв, что в этот раз мне не удастся откреститься от происходящего, как бы мне того ни хотелось. Вместо этого пришлось спросить, с грехом пополам придав голосу насмешливое и легкомысленное звучание:
– Надо ли понимать, что ваш отеческий долг заключался в том, чтобы предупредить меня об этом?
Сальватор смотрел на меня все также безразлично и отстраненно, и, казалось, на лице его вот-вот должно было появиться знакомое мне выражение отвращения и презрения. Но произнес он совсем не те слова, что я читала в его глазах.