И.О.
Шрифт:
Читатель может быть недоволен и тем, что мы описываем жизнь Алексея Федоровича Головы без всякой последовательности, движимые самыми неожиданными побуждениями, делаем вдруг странные сюжетные повороты, не имеющие отношения к нашему повествованию.
Разве нельзя было, вправе спросить читатель, начав с детства героя, дать обстановку, в которой он вырос, перейти к его школьным годам, затем последовательно осветить юность и начало деятельности? При этом подробно описать внешность Алексея Федоровича Головы, подобно тому, как это делают обычно классики и современные писатели.
Соблюдаем последовательность, хотя бы отвечая на все
Мы должны просить извинения перед читателем. Не будучи лично знакомы с Алексеем Федоровичем, мы все наши описания основывали на рассказах людей, лично знавших его в разное время. Надо сказать, что рассказы эти во многом не совпадали.
Одни, например, говорили, что Алексей Федорович Голова был плотным мужчиной среднего роста с глянцево-черными, аккуратно подстриженными волосами и глаза у него будто были маленькие, черные, а лицо смуглое. По словам других, Алексей Федорович был светлым блондином с мясистым красным лицом, большим вислым носом и стрижен он был ежиком. Находились такие, которые уверяли, что у Алексея Федоровича было запоминающееся лицо с крупными и резкими чертами. Впрочем, были и такие, которые утверждали, что это был человек с абсолютно бесцветным лицом, на котором было лишь самое необходимое, чтобы оно считалось лицом, и ничего более.
Помимо устных описаний, в нашем распоряжении было немало всевозможных фотографий, запечатлевших Алексея Федоровича в разные периоды его жизни. Были фотографии на паспорте и на военном билете, на удостоверениях, книжках и пропусках всевозможных обществ, членом которых был Голова. Около четырехсот двадцати фотографий удалось разыскать в архивах тех учреждений, где когда-то служил Алексей Федорович. К сожалению, несколько фотографий кабинетного формата на анкетах Научно-исследовательского института, помещавшегося в желто-зеленом доме, оказались совершенно испорченными, так как по условиям секретности фотография каждого сотрудника заклеивалась сверху кусочком черной светонепроницаемой бумаги, при отрывании которой снимался слой эмульсии и фотография сотрудника, таким образом, не могла попасть в руки врага. Эта система, предложенная и внедренная в свое время самим Алексеем Федоровичем, помешала нам получить фотографии, относящиеся к важному и интересному периоду его деятельности. Из всех старых документов наиболее сохранившимся оказался пропуск в городскую библиотеку, фотография на котором была совершенно новой, но, к сожалению, изображала Алексея Федоровича в возрасте 16 лет, а пропусков в библиотеку более позднего периода мы не нашли.
Будучи в гостях у гостеприимнейшей Марии Ивановны, мы заинтересовались фотографией, вделанной в изящную рамку из морских ракушек, стоявшей на комоде, где Алексей Федорович был снят вместе с супругой на берегу Черного моря и где им была сделана собственноручная надпись в левом углу: "Дорогой Марии Ивановне от мужа. А. Голова".
Мы хотели воспользоваться именно этой фотографией при создании внешнего облика нашего героя, но объективнейшая Мария Ивановна сказала, что как раз здесь Алексей Федорович совершенно не похож на себя.
Одна любопытная фотография сохранилась у водителя Васи. На ней был зафиксирован президиум какого-то собрания, и через увеличительное стекло легко можно было увидеть сидевшего за столом Алексея Федоровича. Эта фотография помогла нам установить, что товарищ Голова несомненно был человеком широкоплечим, крупного сложения, так как закрывал
Большие трудности представляло не только установление внешнего облика Алексея Федоровича, но и его внутренней сущности.
Мы беседовали с десятками его бывших сотрудников, коллег, сослуживцев, соседей, подчиненных, знакомых, товарищей по работе, земляков, однокашников, сверстников и погодков — их свидетельства были разными и противоречивыми.
Например, приехавший недавно из Магаданского края бывший его заместитель и ближайший друг А.М. Переселенский отозвался о нем в самых восторженных выражениях и сказал, что это был несомненно человек с настоящей хваткой, умевший вовремя нацелить и своевременно признать ошибочность этого нацеливания, обладавший широтой взглядов и гибкостью.
А.М. Переселенский даже ознакомил нас с одним из случайно сохранившихся у него приказов, отданных Алексеем Федоровичем в первые дни его пребывания на посту И. О. директора научного института.
"ПРИКАЗ № 167/168
1. В связи с появлением тов. Синюхина на работе в нетрезвом виде уволить его с работы.
2. В связи с тем, что это было впервые, ограничиться строгим выговором.
3. В связи с тем, что тов. Синюхин целиком понял и осудил свое поведение, ограничиться вынесением предупреждения.
4. В связи с тем, что тов. Синюхин перевыполнил в марте производственный план на 116 %, вынести ему благодарность с занесением в личное дело.
И. О. директора А. Голова".
А. М. Переселенский рассматривал этот приказ как свидетельство оперативности, боевитости и индивидуального подхода к человеку.
Бывший управдом жакта № 5 по Спиридоньевской улице заявил нам, что Алексей Федорович Голова был отличником квартплаты, принимал активное участие в творческой жизни жакта и был членом товарищеского суда.
Собирая материалы о Голове, мы не гнушались и мелочами, которые могли помочь нам воссоздать этот образ в мельчайших подробностях. Мы узнали, например, что Алексей Федорович очень любил носить разнообразные значки, и обычно на учрежденческих вечерах на его пиджаке можно было увидеть значки ГТО 1-й и 2-й степени, ДОСААФа, парашютный значок (Алексей Федорович с парашютом никогда не прыгал, но значок был очень красив), "Отличный стрелок" и многие другие. Нам удалось узнать одну милую, оставшуюся, по-видимому, еще с детства привычку: Алексей Федорович любил горбушку.
В период его работы в Коммунальном отделе в булочной № 1 (впоследствии имени Тимирязева) попытались даже выпекать хлеб из одних горбушек, но запутались в технологическом процессе.
Таким образом, для того чтобы воссоздать характер и внешний облик Алексея Федоровича Головы, нам пришлось прибегнуть в некотором роде к интегрированию и собрать из мельчайших свидетельств эту сложную, противоречивую и самобытную фигуру.
Что же касается некоторой разбросанности нашего повествования и описания лиц второстепенных, вроде академика Полещука, то этого мы не избежали потому, что и в жизни мы ведь встречаемся не с одними только яркими фигурами наподобие Алексея Федоровича Головы, а и с более мелкими, которые промелькнут иногда у нас на дороге, а смотришь, оставили неизгладимый и вечный след.